В новом путешествии мы пройдёмся по литературным стройкам коммунистического Завтра.
В подавляющем большинстве утопии 1920-х годов изображали либо процесс, либо конечный результат интеграции мирового сообщества во Всемирную Коммуну под началом Советской России. Правда, особое внимание уделялось не столько социальным изменениям в обществе будущего, сколько успехам на научном фронте.
Молодая Республика делала ставку прежде всего на развитие промышленности. Поэтому неудивительно, что многие фантасты не призывали природу в союзники, а соперничали с нею. И позиция «Человек — хозяин природы» типична не только для научной фантастике 1920-х, но и для всей советской фантастики.
Творимая в эпоху повсеместной электрификации и всеобщей увлеченности научными знаниями идеальная Россия виделась авторам в первую очередь как высокотехнологическое государство, где именно наука цементирует общество, от неё зависит всё: и социальный уровень жизни, и духовный. Особой любовью среди утопистов пользовалось градостроительство.
Одно из самых характерных, типических произведений той поры — роман Якова Окунева «Грядущий мир. 1923–2123» (1923). Земля XXII века — Всемирная Коммуна, всю планету покрывает Мировой Город: «Земли, голой земли так мало, её почти нет нигде на земном шаре. Улицы, скверы, площади, опять улицы — бескрайний всемирный город…» В этом урбанистическом обществе всё максимально унифицировано, даже люди ходят в одинаковых униформах, и мужчины и женщины на одно лицо — волосяной покров здесь не приветствуется. «Каждый гражданин Мирового Города живёт так, как хочет. Но каждый хочет того, что хотят все…»
Сделаем короткое отступление.
Может, моё наблюдение покажется крамольным, но идеал будущего советских фантастов удивительным образом согласуется с постулатами масонов, которые так же мечтали о создании некоего мирового правительства. В одной из статей в масонском журнале «Двуглавый орёл» за 1929 год ставились вполне конкретные цели: «Подготовить Соединенные Штаты Европы, создать сверхнациональную власть, задачей коей будет разрешение конфликтов между нациями». На съезде «Смешанного масонства» в 1927 году эти цели ещё более конкретизированы: «Необходимо всюду и при каждом удобном случае речами, писаниями и делом внушать дух мира, благоприятный для создания Соединенных Штатов Европы, этого первого шага к Соединенным Штатам Мира». Вероятно, логично ввести в качестве синонима «коммунистической утопии» понятие «утопии масонской»…
Однако вернемся к утопиям литературным.
Урбанистический, сверхтехнологичный счастливый мир «без людей» рисует и Вадим Никольский в романе «Через тысячу лет» (1926). Кстати, историков жанра это произведение привлекает не столько панорамой технических достижений будущего, сколько пугающе точным прогнозом. Дело в том, что автор предсказал атомный взрыв, который «произойдет» в… 1945 году!
Примерно ту же панораму мы видим в романе украинского писателя Дмитрия Бузько «Хрустальная страна» (1935). Здесь построение светлого будущего стало возможно только благодаря изобретению необычайно прочного стекла — основы новой архитектуры и машиностроения.
Куда привлекательнее выглядит будущее, придуманное Владимиром Маяковским в поэме «Летающий пролетарий» (1925), пропитанной яростной ненавистью к коммунальному, кухонному быту, уничтожающему человеческую личность, его свободный дух. Поэт переселяет людей из подвалов и коммунальных квартир — таких обычных в революционном мире 1920-х — в небеса, в воздушные замки. С большим остроумием описал он будни гражданина ХХХ века.
Виктор Гончаров в романах «Межпланетный путешественник» и «Психомашина», а также в примыкающей к ним повести «Ком-са» (все — 1924 года) не решился изобразить мир победившего коммунизма, ограничившись развитым социализмом. Но опять же в мировом масштабе: экспансия Страны Советов привела к образованию Союза Советских Федеративных Республик Европы, Азии, Африки и Австралии.
А что же Америка?
«Да! Америка, значит, до сих пор держится, но уже гниёт на корню… скоро мы будем иметь федерацию республик мира».
Похожую картину изобразил и Александр Беляев в «Борьбе в эфире» (1928): Советская Европа даёт последний и решительный бой оплоту загнивающего капитализма — Америке. Беляев, кстати, подобно Окуневу, считал, что люди будущего будут абсолютно лысыми. Герой, его современник, даже не сразу может отличить мужчин от женщин. Просто какой-то культ унисекса царил в фантастике 1920-х! Хотя «Борьба в эфире» — это всё же роман-буфф, скрытая пародия на штампы жанра, что и послужило причиной запрета книги.
Постепенно коммунистической утопии на Земле становилось тесно. Помните, как Гусев из толстовской «Аэлиты» мечтал о присоединении Марса к РСФСР? Идеи коммунизма шагнули в простор планетный и в первой отечественной космической опере — романе Николая Муханова «Пылающие бездны» (1924). Автор нарисовал весьма впечатляющую панораму мира 2423 года. Уничтожены границы и расовые различия, человечество объединилось в Единую Федерацию Земли, подчинённую идеям Великого Разума. Освоен космос, заселена Луна и астероиды, установлен трёхчасовой рабочий день, люди овладели телепатией, поэтому на улице предпочитают носить тёмные очки, чтобы никто не мог прочесть в глазах их мысли; наконец, земляне научились с помощью эматориев воскрешать мёртвых, и средняя продолжительность жизни увеличилась до 150 лет. Самое же примечательное, что в мире «Пылающих бездн» распространены смешанные браки между землянами и марсианами — нашими союзниками и одновременно коммерческими конкурентами.
Фантасты тех лет, создавая монументальные полотна коммунистического далёка и нередко проявляя откровенные чудеса безудержной фантазии по части технических достижений, так и не смогли подняться до социального анализа грядущих перемен, более-менее отчётливо выстроить структуру общества будущего, не говоря уже о том, чтобы показать духовную жизнь обитателей выдуманного мира. Слишком сложной оказалась эта задача. Даже в лучших с точки зрения художественной наполненности образцах коммунистической утопии — романах Яна Ларри «Страна Счастливых» (1931), Михаила Козырева и И. Кремнева «Город Энтузиастов» (1931) и Александра Беляева «Звезда КЭЦ» (1936) — человеческая составляющая схематична, она едва угадывается за картинами общего плана. В основном то были экскурсии по миру завтрашнего дня — таковы романы Сергея Боброва «Восстание мизантропов» (1922), Сергея Григорьева «Гибель Британии» (1926), Федора Богданова «Дважды рожденный» (1928) — или радостная картина коммунистической утопии, где пионерами стали все дети Земли, как в придуманной Иннокентием Жуковым повести «Путешествие звена “Красная звезда” в страну чудес» (1924)…
О необходимости создания полноценного образа коммунистического далёка говорил А.Н. Толстой: «Если мы хотим фантазировать о том, что будет через десять лет, прежде всего наше внимание мы должны остановить на психологическом росте человека за этот период бурного строительства материальной базы».
Ущербность утопической литературы ощущал и ведущий фантаст тех лет А.Р. Беляев: «Самое лёгкое — создать занимательный, острофабульный научно-фантастический роман на тему классовой борьбы. Тут и контрасты характеров, и напряженность борьбы, и всяческие тайны и неожиданности. И самое трудное для писателя — создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой, угадать хотя бы две-три черточки в характере человека будущего. А ведь показ этого будущего общества, научных, технических, культурных, бытовых, хозяйственных перспектив не менее важен, чем показ классовой борьбы. Я беру на себя труднейшее».
В 1930-е годы советская фантастика к «светлому завтра» заметно охладевает: для авторов построение коммунистического общества — вопрос максимум нескольких лет. Показательна в этом смысле утопическая зарисовка некоего К. Бочарова «Газета будущего», помещённая в ленинградском журнале «Вокруг света», в одном из номеров за 1931 год: «Мы знаем, какой будет эта страна, поэтому, когда мы говорим о будущем, это не беспочвенная фантастика, а всесторонний учёт наших возможностей и задач. Фантастику же мы оставляем м-ру Герберту Уэллсу».
Попытки продолжить анализ грядущих преобразований были немногочисленны: уже упоминавшиеся «Город Энтузиастов» (1930) М. Козырева и И. Кремнева (красивая романтическая утопия, где люди будущего с помощью искусственного солнца побеждают ночь), «Хрустальная страна» (1935) Д. Бузько… Стоит упомянуть и великий роман Леонида Леонова «Дорога на Океан» (1936), также содержащий утопические главы.
Самая же значительная утопия 1930-х годов принадлежит перу Яна Ларри. «Страна Счастливых» (1931) выделяется на общем фоне уже хотя бы более высоким уровнем художественности. Внешне мир Ларри мало чем отличается от множества таких же счастливых миров, придуманных фантастами 1920-х, — здесь так же царствует счастливый труд, так же ликвидированы границы, а человечество шагнуло в космос. Но есть и принципиальное отличие: утопия Ларри не статична, не бесконфликтна, её населяют живые люди, обуреваемые страстями и противоречиями.
Присутствует в повести и публицистическая заострённость. Страной Счастливых управляет экономический орган — Совет Ста. И вот два лидера Совета, два старых революционера, Коган и Молибден, выступают против финансирования космической программы. Прогрессивная общественность восстаёт и, разумеется, побеждает. В образе усатого упрямца Молибдена без труда угадывается намёк на Сталина, так что остаётся лишь удивляться, каким чудом книга смогла проскочить сквозь заслон цензоров.
Единственным «упрямцем» из фантастов 1930-х остался, кажется, только Александр Беляев. Он всерьёз интересовался, как будет жить человек в бесклассовом обществе, какие социальные и этические проблемы могут возникнуть в этом обществе, на чём может строиться конфликт. С этими вопросами, по его личному признанию, автор «обращался к десяткам авторитетных людей, вплоть до покойного А.В. Луначарского, и в лучшем случае получал ответ в виде абстрактной формулы: “На борьбе старого с новым”».
Беляев понимал, что социальный роман о будущем не может обойти стороной этические размышления, описания быта и духовной жизни человека коммунистического общества. Он честно попытался представить, «как будет через десять лет жить человек в тех самых социалистических городах». Обществу преображённой России фантаст посвятил романы «Прыжок в ничто» (1933), «Звезда КЭЦ» (1936), «Лаборатория Дубльвэ» (1938), «Под небом Арктики» (1938) и несколько этюдов, в том числе «Зелёная симфония» и «Город победителя». Но дальше терраформирования и научных достижений так и не зашёл. Нужно отдать ему должное — Беляев не просто понимал, но и не побоялся признаться, что решить поставленную задачу не сумел.
