Жанр меча и магии, известный под именем «фэнтези», критики чаще всего называют литературой, рождённой ХХ веком. Связано это, в основном, с тем фактом, что мистическая и сказочно-фантастическая (демиургическая) фантастика о вторичных мирах в нашей словесности стала развиваться — старательно калькируя западные «первоисточники» — лишь в 1990-х годах.
Но появился-то жанр фэнтези в русской литературе много раньше — корни его теряются в далекой эпохе Просвещения. Назывался он только по-другому. Так откуда есть пошла русская фэнтези?
Уже не раз отмечалось: XVIII век в литературной истории — эпоха особенная. Время становления авторской прозы и многих жанров. Знаменательно столетие и бурным ростом жанров массовой литературы: набрали силу авантюрный и любовный роман, а 1779 год ознаменовался появлением и первого российского детектива — безумно популярного в то время романа Матвея Комарова под длинным названием «Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика — Ваньки Каина со всеми его сысками, розысками, сумасбродную свадьбою, забавными разными его песнями, и портретом его. Второго французского мошенника Картуша и его сотоварищей».
Ещё более плодотворно развивались утопия и антиутопия (М. Херасков, Ф. Эмин, М. Щербатов, В. Левшин, Ф. Дмитриев-Мамонов). Возникший в эти годы интерес к старине былинной, к славянской мифологии не мог не отразиться и в литературном процессе, в результате чего народился жанр волшебно-авантюрного романа. Это уже в ХХ веке он стал называться на западный манер — «фэнтези».
Причем речь идет именно о фэнтези по всем жанровым признакам, даже без намёка на притягивание за уши. Моделирование вторичных миров в псевдоисторическом антураже, условная мистико-средневековая атрибутика, переработка канонической мифологической системы, мечи, магия, инфернальные силы Зла и цементирующий всё это любовно-авантюрный сюжет-«бродилка» — всё это с избытком присутствует в романах трёх «китов» русской фэнтези, речь о которых ниже.
«Во времена древних наших князей, до времен еще великого Кия, на том месте, где ныне Санкт-Петербург, был великолепный, славный и многолюдный город именем Винета; в нем обитали славяне, храбрый и сильный народ. Государь сего города назывался Нравоблаг; он был храбрый полководец в свое время, ополчался противу Рима и Греции и покорял многие окрестные народы под свою область. Благоденствие и мудрые узаконения от времени до времени приводили владение его в цветущее состояние; счастие, разум и сила присвоили ему все по его желанию, и он утешался и был доволен, смотря на изобилие и спокойство своего государства, ибо тишина и благоденствие народа составляли все его благополучие».
Так начинается роман-пенталогия «Пересмешник, или Славенские сказки». Первые четыре части были изданы в 1766–1768 годах за подписью «Русак», и только при переиздании с включением пятой части в 1789 году на титуле появилось подлинное имя автора — Михаил Чулков.
Писатель, исследователь мифологии, драматург и журналист Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) вышел из самых «низов» (он родился в семье солдата), но после ошеломляющего успеха «Пересмешника» совершил головокружительный взлёт не только в литературе. Начав актёром придворного театра, за относительно короткий срок он преодолел путь от камер-лакея до коллежского ассесора, попав даже в Дворянские книги Московской губернии.
«Пересмешник» представляет собой череду увлекательных историй, которые поочередно рассказывают друг другу двое молодых повес. Не случайно композиционно книга напоминает «Декамерон». Истории в книге самые разные: героико-приключенческие, где герои-славяне совершают подвиги не только в пределах славянских земель, но и по всей Европе; бытовые, изобилующие описаниями свадебных обрядов, гаданий, пословицами; есть даже сатирические истории. Впервые в русской литературе введя былинных персонажей, смело используя не только славянскую, но античную мифологию, то и дело их смешивая, Чулков создал свой вторичный мир, где реальные исторические события, названия племен соседствуют с вымышленными, где документальная дотошность к фактам переплетается с намеренными искажениями. (Пример такого намеренного искажения виден уже в приведённом выше отрывке. Реальная Винета – древний славянский город, располагавшийся на острове Рюген, в устье Одры. Чулков же перенес Винету в устье Невы).
В предисловии к первому изданию, автор честно признается: «В сей книге важности и нравоучения очень мало или совсем нет. Она неудобна, как мне кажется, исправить грубые нравы; опять же нет в ней и того, чем оные умножить; итак, оставив сие обое, будет она полезным препровождением скучного времени, ежели примут труд ее прочитать».
И все-таки новаторство «Пересмешника» очевидно: Чулков ввёл в русскую литературу абсолютно новый жанр и новых героев. Он первым предпринял попытку систематизировать славянскую мифологию, упорядочить пантеон богов, приравняв его к античному. Кстати, писателю принадлежит не только первый русский роман-фэнтези, но и ряд книг, которые уверенно можно назвать учебниками для авторов, рискнувших творить свою «славянскую фэнтези»: «Краткий мифологический лексикон» (1767) и «Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и пр.» (1786).
Друг и единомышленник Чулкова, переводчик, поэт, прозаик, автор знаменитой «Российской Эраты» Михаил Иванович Попов (1742 — приблизительно 1790) тоже вошел в историю как один из «создателей» и систематизаторов славянского пантеона богов. В 1768 году он издал «Краткое описание древнего словенского языческого баснословия». Однако в отличие от трудов Чулкова фактический материал Попов щедро приправил художественным вымыслом. Вероятно, книга эта — первый образец жанра научно-художественной прозы и в то же время это одно из лучших описаний славянских языческих существ.
Материалы этой работы легли в основу волшебно-богатырского романа «Славенские древности, или Приключения славенских князей» (1770–1771), принесшего Попову всероссийскую известность. Позже переработанная версия романа была переиздана в 1784 году под названием «Старинные диковинки, или Удивительные приключения славенских князей, содержащие историю храброго Светлосана; Вельдюзя, полотского князя; Прекрасной Милославы, славенской княжны; Видостана, индийского царя; Остана, древлянского князя; Липоксая, скифа; Руса, Бориполка, Левсила и страшного чародея Карачуна».
Если книга Чулкова — это все-таки роман-коллаж, «склеенный» в разрозненных историй, то «Старинные диковинки» — это уже классическая героико-приключенческая фэнтези с выраженным «квестовым» сюжетом в европейском духе, но на славянском и псевдославянском материале. С первых же страниц на читателя обрушивается фейерверк сюжетных ходов с похищениями, погонями, сражениями, чародеями, кораблекрушениями и пиратами. Действие то и дело переносится в разные концы света, временные пласты, исторические и псевдоисторические реалии пересекаются.
Переводчик Попов прекрасно знал европейскую и восточную литературы, поэтому в «Старинных диковинках» то и дело встречаются мотивы из рыцарских средневековых романов, из «Похождений Гаруна аль-Рашида» или из «Чудесных приключений мандарина Фум-Хоама».
Волшебства и магии в книге Попова хватает. Чего стоит один чародей Карачун — эдакое воплощение вселенского зла. Да что там волшебники! В одном из эпизодов «Старинных диковинок» появляются даже… пришельцы из космоса! Вот это уж точно произошло впервые на страницах сказочно-фантастического произведения. Весь этот безумный коктейль, придуманный Поповым более 200 лет назад, и сегодня читается куда увлекательнее большинства современных штампованных романов в жанре фэнтези.
Опубликовав в 1780 году роман в историях «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие оставшиеся через пересказывание в памяти приключения» Василий Алексеевич Левшин (1746–1826) довёл до ума романно-эпическую форму нового жанра. Внимание Левшина сосредоточенно уже не столько на языческих временах, сколько на периоде правления Владимира Красное Солнышко. В сущности, «Русские сказки» — это обработка (так и хочется сказать «новеллизация») русских былин в духе западноевропейских рыцарских романов. Приключений и волшебства в произведении Левшина тоже хватает, а по читательскому успеху «Русские сказки» даже обогнали сочинения Чулкова и Попова, хотя они явно уступают «Старинным диковинкам» в отношение сюжетной закрученности.
Кстати, как раз Левшин ввёл в пространство русской прозы таких былинных персонажей, как Тугарин Змеевич, Добрыня и Алёша Попович. Примечательны «Русские сказки» ещё и тем, что именно в этом труде А.С. Пушкин почерпнул сюжет для своей бессмертной поэмы «Руслан и Людмила».
Романы трёх основоположников российской фэнтези имели огромный успех, но после смерти их создателей книги оказались в двухвековом забвении. Даже историки русской словесности брезговали упоминать эти «образчики низовой развлекательной культуры». Сегодня книги переизданы, и, уверен, для поклонников и творцов жанра фэнтези было бы весьма поучительным заглянуть в «первоисточники» и, может быть, даже чему-то поучиться у литераторов XVIII столетия. А сюжетов в волшебно-богатырских романах — несть числа, ни на один роман хватит.
