Продолжаем разговор, начатый в предыдущем номере: фанфикшн в библиотечном контексте.
Размышления о двух возможных стратегиях чтения, о специфике критического (дистанцированного) и эмоционального (вовлечённого) чтения безусловно связаны с размышлениями о роли культуры, литературы и чтения в жизни различных социокультурных групп, в социализации личности и её эмоциональном развитии.
Первая стратегия опирается на представление о тексте как о чём-то объективном, в чём надо критически разобраться и правильно понять. А для этого — чётко отделить его от себя, не поддаваясь «соблазнам погружения». Читатель не должен к тексту слишком привязываться, слишком эмоционально его воспринимать, путать персонажей с живыми людьми. Иное чтение сторонники правильности этой стратегии считают маргинальным и непрестижным, характерным для детей и/или для людей с низкой читательской культурой.
Возражения сторонников второй стратегии основываются на том, что именно возможность погружения в текст, «захватывания» им, эмоционального участия в судьбе персонажей — являются важнейшими причинами свободного чтения. И касается это не только популярной, жанровой литературы, которая удовольствие (развлечение) видит в качестве основной задачи, но и серьёзной, классической, реалистической литературы, и нонфикшн гуманитарной тематики.
Чтение фанфиков — самый, пожалуй, радикальный пример реализации второй стратегии, пример страстного и пристрастного чтения. Читатель (как и автор) здесь не озабочен демонстрацией своего хорошего образования и вкуса. Как пишет Н. В. Самутина, «это определённая демократия чтения, реванш читателя, вырвавшего свое право на удовольствие из рук критика и издателя, а также из-под власти традиционно понимаемого автора». Фанфикшн как литературная практика не существует вне рамок этого увлечённого читательского сообщества с его меняющимися правилами и нормами чтения и письма — а сегодня это десятки тысяч людей по всему миру. Читательницы (потому что, по данным множества исследований, в основном это женщины — от юных девушек до вполне солидного возраста 40+), как признаются они сами, постоянно плачут и/или смеются взахлёб над текстами, страстно хвалят или ругают прочитанное. Можно с большим основанием предположить, что глубокое переживание текста становится одним из факторов самопознания и эмоционального развития, способствует реализация разнообразных эмоциональных потребностей. Значение имеет также сексуальная раскрепощённость фанфикшн как зоны письма, допускающая значительные вариации эротической насыщенности текста.
Однако аффективная вовлечённость вовсе не исключает того, что при возникновении обсуждений и дискуссий (а они в сообществах бывают достаточно острыми) эмоции дополняются традиционным, формальным анализом текстов, то есть вступает в силу стратегия дистанцированного чтения. Характерно также и то, что, зайдя на сайт «Книга фанфиков. Миллионы историй о твоих любимых персонажах», можно выбрать не только конкретный текст или текст конкретного автора, но и «фанфик по вкусу». А предлагаемые критерии выбора более чем традиционны: тема, автор, жанр, персонажи, объём текста, его новизна. При этом фанфикшн выработал в ходе своего развития достаточно оригинальную и подробную (лишь частично совпадающую с традиционной) сеть внутренних жанров и других характеристик текста (в частности, «тональность»: нежный/грубый, сдержанный/откровенный). Оригинальность эта возникала именно в расчёте на читательскую потребность максимально точно знать, что за тип текста он перед собой увидит. Рядом с каноном жанра, в котором создан оригинал, – или в противоположность ему – действует фанон — некие общие идеи, подходы, наблюдения, возникшие в сообществах в ходе различных обсуждений и воспринятые большинством или многими их членами.
В результате — человек вполне рационально выбирает, что именно он хочет эмоционально почитать. Авторы же не могут не задумываться (вполне рационально), о чём и как лучше писать, отвечая на имеющееся страстное читательское желание…
Н.В.Самутина отмечает также специфическую черту российских фанфикшн-сообществ: принадлежность их участников (в основном, повторяю, участниц) к русской литературной культуре. В школе (а некоторым потом — и в гуманитарных вузах) им выстраивали иерархию высокой и низкой культуры, формировали комплекс представлений о ценности классики, особенно русской литературной классики, и о том, что такое «хорошее чтение». К тому же школьная программа явно ориентирована на дистанцированное чтение – идейное содержание, образы, художественные особенности и пр. Соответственно, многих читателей, а особенно авторов гложет некий «комплекс вины»: русская классика неизменно называется ими в числе любимого чтения, порой они обыгрывают её в своих текстах. Таким образом, выработанные членами фанфикшн-сообществ альтернативные стратегии чтения логично рассматривать на фоне очень сильной нормативной традиции, которой они во многом противостоят, но вытеснить её до конца не могут.
С другой стороны, считает Самутина, для русской литературоцентричной культуры с её «единственно верным» прочтением «великих текстов» само существование фанфикшн становится вызовом и имеет освобождающий эффект. Действительно, как ни относись к этому феномену, в нём безусловно просматриваются некоторые значимые черты и современной культуры в целом, и участия в ней современного человека. Очень вероятно, что развитие интернета и сетевой коммуникации будет способствовать росту и развитию фанфикшн; вырастет его влияние на традиционное взаимодействие читателя и текста, возможно — их взаимовлияние.