«Куприн был написан Кнутом Гамсуном в сотрудничестве с Джеком Лондоном», — шутила знаменитая юмористка Тэффи. Верно определив «братьев» Куприна по духу, она всё ж таки упустила главное: Александр Иванович был очень русским писателем. Нет, я не о том, о чём в сердцах записала его первая жена в дневнике: «Все русские писатели — пьяницы», хотя это роковое свойство автора «Поединка» из его жизни никак не выкинешь. Но он был глубинно русским человеком, до самых древних татаро-монгольских корней своей матушки.
Куприну не столько писателю, сколько именно человеку посвящена книга Виктории Миленко «Куприн: возмутитель спокойствия» (М.: Молодая гвардия, 2016. Серия «ЖЗЛ»). Автор не скрывает недостатков своего героя, его тяжёлых комплексов, вынесенных из почти нищего детства. В самом деле, в год Куприн лишился отца. Его мать, урождённая княжна Колунчакова, осталась с тремя детьми, без копейки денег и с массой знатной и влиятельной родни, у которой и она сама, и её чуткий сын оказались в унизительной роли приживал, нахлебников. Вот оно откуда у Куприна, это постоянное стремление протестовать против общепринятого — и в то же время острое желание в мир вписаться!
А чем ещё объяснить противоречивое поведение его в армии? Он, поручик заштатного полка, пытается поступить в военную академию (хочу карьеру делать!) и в то же время устраивает пьяные скандалы, да такие, что и видавшее виды военное подразделение не выдерживает. И вот экс-поручик Александр Куприн с саднящей обидой в душе и без копейки денег (привычное уже состояние карманов!) — на свободе. Но — творческой свободе. О, он отомстит этим «армейским» своим разоблачающим «Поединком». Пройдут десятилетия, и уже на пороге старости Куприн будет раскаиваться: «Там всё правда — и всё же я не должен был это писать!»
Парадокс? Миленко истолковывает его с сочувствием: опыт Первой мировой и Гражданской войны помог Куприну увидеть положительные черты русского офицера.
Вообще кому-то покажется забавным и даже милым то, как по-женски автор рассказывает о жизни своего героя — в первую очередь, о личной жизни Куприна, о довольно сложных его отношениях с первой женой Марией Карловной Давыдовой-Иорданской, о трагической судьбе второй жены — Елизаветы Морицевны Гейнрих. Не удержится автор и от осудительных интонаций в рассказе о младшей дочери Куприна — звезде немого французского кино Kissa Kouprine, которая лишь на склоне лет, когда удача отвернётся, вспомнит, что в запасе у неё осталась последняя, но беспроигрышная роль — роль дочери классика.
«Хитовые» вещи Куприна — их тоже коснулась автор: того же «Поединка», цикла «Листригоны», «Гамбринуса», «Ямы» (кажется, автором нашей книги не одобряемой), «Гранатового браслета» (творческая история его и разбор даны подробней других вещей и с большим сочувствием). Хотелось бы чуть больше узнать о творческой истории и других знаменитых произведений писателя: о «Молохе», «Олесе», «Штабс-капитане Рыбникове», о сравнительно малоизвестной последней крупной работе — романе «Юнкера».
Не добрав в том, что касается творчества писателя, Виктория Миленко зато даёт колоритную панораму бытовой и культурной жизни эпохи, окружения Куприна, такого пёстрого и порой причудливого. Здесь и портрет замечательного филолога Ф.Д. Батюшкова, который так трогательно нянчился порой с тяжким, неуправляемым, агрессивным «пациентом» Куприным (в его имении Куприн как-то в состоянии аффекта поразбивал тридцать окон), и мутный прощелыга П. Маныч, «чёрный человек» в кругу купринских приятелей-«манычаров». И собственно писатели: сверхпрагматичный (в интерпретации Миленко) М. Горький, скользкий «друг» Л. Андреев (которого Куприн как-то чуть не задушил взаправду — силач С. Г. Петров-Скиталец, тоже известный тогда беллетрист, буквально вырвал творца «Красного смеха» из купринских нелюбящих объятий), и друг-соперник И. Бунин, и друг-наставник А. Чехов, и друг-опора, человек-отдушина Саша Чёрный, и друг-приятель А. Грин, так близкий Куприну в своих грёзах о солнечном ином мире — о Зурбагане…
«Возмутитель спокойствия» — подзаголовок констатирующий: он уточняет принятую на себя Куприным роль «по жизни», но не раскрывает зерно его характера. Зато это делает весь в целом текст книги. Неуправляемый порыв к воле и самоутверждению, такой типичный в русском национальном характере (в случае Куприна гиперболизированный до болезненности), — вот что становится сутью судьбы и творчества этого человека. Во всяком случае, так мне прочлось в этой умной и тонкой книге в год 150-летия со дня рождения А.И. Куприна.
