Инициатор и первый директор Государственной республиканской юношеской библиотеки РСФСР имени 50-летия ВЛКСМ (с 2009 г. — Российская государственная библиотека для молодежи) Ирина Викторовна Бахмутская была человеком-горой. Во всех смыслах: физическом, ментальном, профессиональном и биографическом. Она и сейчас, как живая, в памяти знавших её, наша дорогая Ирина Викторовна…
Незабываемым остается её облик, будь то лукавая дриада-фронтовая медсестричка в гимнастерке (фото, изумительное своей живостью и прелестью, — несмотря на гимнастерку, хочется воскликнуть: «Чаровница!»), и гранд-дама советского бомонда с красивой прической, с бусами — ничуть не менее эффектная, чем сама Фурцева; думаю, даже и с более живым и значительным лицом.
Но вот и такую Ирину Викторовну мы помним: в ослепительно-синих «трениках» и яростно-жёлтой кофте — на субботнике. Как-то она подхватила телевизор и понесла его, — в укор сачковавшим грузчикам.
Или такая сценка. Ирина Викторовна ведет по библиотеке зарубежную делегацию. Один из гостей замечает: «Что-то жарковато». Директор на полном серьезе говорит идущей навстречу сотруднице: «Анна Елиазаровна, прикажите включить кондиционер!» (кондиционер появился в библиотеке спустя 40 лет).
Иной раз мне кажется, такие приколы–«проколы» Ирина Викторовна позволяла себе нарочно, из артистических недовостребованных способностей. Она была немножечко клоунесса — перед вышестоящими (и нередко с пользой для библиотеки), но и большой актрисой для подчиненных, разыгрывая гнев и милость, заботу (это, кстати, наиболее неподдельно) и требовательность.
Огромная, рослая дама (подпольная кличка Дюймовочка), Ирина Викторовна ходила бесшумно и являлась внезапно, как «бог из машины». Выдать её мог только негромкий урчащий басок. И тогда сотрудники за стенами замирали: «Тише! Покрышкин в воздухе!» Замирать было от чего: «причесать» с ходу Ирина Викторовна умела всякого, в том числе и тёплым матерным словцом.
Пожалуй, главной чертой Ирины Викторовны была интуиция. Когда на исходе «оттепели» возникло опасение, что «мы проглядим нашу молодёжь», Бахмутская одной из первых поняла и первой осуществила вот это — создала систему учреждений, которая бы могла влиять на формирование юной поросли «самого читающего народа в мире». Так в 1966 году была создана сначала ГРЮБ, а затем, в 1970-е, и сеть юношеских библиотек по всей территории страны. Причём с самого начала юношеская библиотека мыслилась как научно-исследовательский и методический центр по проблемам молодёжи. Ну, и в той же степени, разумеется, — как центр просвещения и досуга тех, кому 14—21 год. Разве забыть, например, литературный клуб, воспитавший нескольких писателей-фантастов, или легендарную поэтическую студию «Алые паруса»?..
Бахмутская любила советоваться с подчинёнными — с теми, уму и компетенции которых она доверяла. Чужие идеи она вполне могла выдать за свои («общее дело ведь делаем!»), но на всё свежее и перспективное у Ирины Викторовны, повторюсь, был просто нюх гончей. Да и коллектив она создала блестящий, ума и образованности невероятной были люди.
В 60-е годы создание мощной исследовательской базы по проблемам молодежи, в 70-е годы — поддержка культурных программ для строителей БАМа, в 80-е — разработка новых направлений, созвучных вдруг изменившемуся времени. Это все — во главе с ней, с нашей Ириной Викторовной!
А человеком она была талантливым, но и очень сложным. Личность, — однако личность, попавшая в ситуацию не только больших дел, но и постоянной бюрократической и просто житейской игры, которая пронизала эпоху позднего застоя, — эпоху, где для успешной чиновничьей карьеры нужно было бы оставаться последовательной не-Личностью.
Вряд ли ошибусь, если скажу, что Ирина Викторовна была плоть от плоти этого позднего советского нашего порядка, где желание благоденствия и благолепия подуставшего поколения, прошедшего через войну, натыкалось на реальность времени и ограниченность возможностей, да и на конечность человеческой жизни.
Будучи по духу свободной личностью и талантливым менеджером-первопроходцем (с необходимой при этом авантюрной жилкой), Ирина Викторовна сполна разделила судьбу поколения и порядка, которые неизбежно отходили в тень истории.
Да, не устану повторять: парадокс её судьбы — в том, что человек безусловного «завтра» (это, кстати, и позволяло ей так чутко ловить новые идеи), она вынуждена была слишком много сил посвящать скучным и порой бессмысленным играм и предрассудкам застойного мелкотравчатого «сегодня». А за плечами её стояло общее для страны страшное и героическое «вчера» — тот фронтовой опыт, который научил её поколение любви к жизни во что бы то ни стало и научил — человечности.
Вокруг неё застыл вихрь стиля позднего «совка»: все эти картины на производственную тему и дежурные пейзажики, ДСПшная безликая мебель и хрустальные люстры вкуса сомнительного — всё это стилевое разнотравье ГРЮБа советских времен. Но среди этих казённых, лишённых души вещей неслышными шагами плыла статная крупная женщина — и люди и вещи словно расступались перед ней покорно, почтительно, чувствуя несоизмеримую с собой энергетическую насыщенность этого человека.
С годами перестройки связан знаковый для того времени эпизод. Дело в том, что наши материалы печатались здесь же — в библиотеке, в множительном цехе. Начальник его заодно подрабатывал и размножением левой продукции. И вот пришёл ему заказ от некоего правозащитника отпечатать материал, который лил воду не на ту, не на нашу мельницу. Органы легко вычислили, где были отпечатаны вражьи листы. Помню ребят из множительного, белых, молчаливых, стоявших на крыльце перед началом рабочего дня, словно выброшенных уже за двери учреждения. Не все коллеги в этой ситуации повели себя, что называется, «корпоративно». Я понял, что перестроечное шуршанье газетами — ерунда: люди готовы перестроиться в обратную сторону в любую минуту даже без всякого насилия над собой. Ребятам светило чуть ли не по восемь лет. Но через полгода расстановка сил в верхах изменилась, Лигачева задвинули, и наши отделались небольшими штрафами. Вскоре начальник множительного цеха (естественно, уволенный) оказался в структурах банкира Смоленского, куда перетянул и немало самых симпатичных девчонок из ГРЮБа.
В те дни Ирина Викторовна тоже висела на волоске. И тут она сделала гениальный ход конём: пришла на совещание в министерство, где её могли, а может быть, уже и готовились снять, в гимнастерке со всеми своими наградами и горько разрыдалась с порога. Все бросились утешать ветерана, предлагать стаканы с водой. О снятии её уже не могло быть и речи.
Дивная женщина!.. Но тот случай закончился настоящей трагедией. От переживаний тяжело заболел и скоро ушёл из жизни муж Бахмутской — замечательной души человек…
Наступало глухое для культуры времечко «лихих 90-х», когда престиж образования, культуры неимоверно упал в обществе — и особенно среди молодёжи, а финансирование этих сфер со стороны государства было просто жалким.
А новое вино в старые мехи влить не удавалось, ведь культурная политика в России 90-х, по сути, отсутствовала. Это безвременье отразилось даже на внешнем облике библиотеки. В 70-е у её интерьеров был свой выдержанный стиль. В конце 80-х холлы выглядели несколько монструозно.
Но читателей, особенно в дни сессий, был по-прежнему «лом», так что приходилось выносить стулья для них из внутренних отделов.
Да, время подправляло намерения и цели. Постепенно ГРЮБ из «идеологического учреждения» превращалась в 90-е в сервис-центр по обслуживанию текущих нужд учащейся молодёжи. Но не за горами было уже новое столетие с его новыми песнями и свершениями… Но это уже другая история.
Вспоминая же Ирину Викторовну, испытываешь благодарность ей за всё то хорошее, что она сделала столь многим, — и просто благодаришь судьбу за встречу с ТАКИМ Человеком. И радуешься, конечно, при мысли, что она прожила все же счастливую жизнь!
