Череп барона Дельвига

Далия ТРУСКИНОВСКАЯ

Когда осенью 1830 года Пушкин, застряв в деревне Болдино, писал «Маленькие трагедии», он наверняка вспоминал давнего своего знакомца, авантюриста и прекрасного собеседника, соперника и верного друга. Тем более, что в «Каменном госте» главную героиню звали Анна…

Высланный из Одессы в псковское имение матери, село Михайловское, молодой поэт Александр Пушкин скучал там неимоверно. Единственной отдушиной были поездки в соседское имение, Тригорское, принадлежавшее Прасковье Александровне Осиповой. Там он познакомился и подружился с Алексеем Вульфом, сыном хозяйки от первого брака. Вульф был тогда студентом Дерптского университета и приехал к матери на каникулы.

Похоже, в Дерпте и началась его карьера соблазнителя. К моменту знакомства с Пушкиным девятнадцатилетний студент уже успел прославиться в этой области и даже считался среди приятелей автором «определенной методы обращения с женщиной». Она заключалась в том, чтобы «постепенно развращать женщину, врать ей, раздражать её чувственность», «проводить вечера в разговоре пламенным языком сладострастных осязаний».

Вульф понимал положение Пушкина и искренне старался его развлечь. Они до ночи куролесили в Тригорском, а с вечера до утра устраивали винные посиделки у Пушкина в Михайловском. Весело влюблялись во всех подряд тригорских барышень, а там их было хоть отбавляй: две дочери Прасковьи Александровны от первого брака, две от второго и целая когорта молоденьких родственниц. Девицы за лето изголодались без внимания столичных франтов, кавалеры флиртовали с ними, устраивали весёлые танцы, а Пушкин ещё и писал стихи в честь прекрасных дам.

На следующее лето приятели встретились опять. На сей раз между ними встала не компания молоденьких барышень, а замужняя женщина, красавица и умница. Звали её Анна Керн. В июне 1825 года она по пути в Ригу заехала в Тригорское, в гости к своей тетушке Прасковье Александровне, где встретилась с Пушкиным.

Они уже ранее были знакомы, встречались в 1819 году в Петербурге на балу в доме Олениных, тоже родственников Анны Петровны. Тогда двадцатилетний Пушкин был восхищён юной красавицей, женой генерала, годившегося ей в отцы.

Несколько дней, проведённых в одном обществе с Анной Петровной, буквально свели поэта с ума. Сбор грибов, прогулки по вечернему парку, ночной ужин в Михайловском — всё это было очаровательно, но проходило под постоянным наблюдением любезной Прасковьи Александровны и в присутствии многочисленной родни. К тому же, на беду, рядом был кузен Анны — Вульф.

Зачисленный на кафедру военных наук Ревельского университета, Вульф, кроме военного дела, слушал лекции по философии и русской словесности, географии и всеобщей истории. Он был прекрасным собеседником для молодой женщины с непреодолимой тягой к литературе. Неудивительно, что понравился…

Мудрая тётка Прасковья Александровна поняла, что её очаровательная племянница своим кокетством может наделать немало бед, постаралась поскорее увезти ее в Ригу «во избежание катастрофы». В день отъезда, 19 июля, Пушкину удалось остаться на несколько минут наедине с Анной Петровной Керн, чтобы подарить отдельный оттиск второй главы «Евгения Онегина» с дарственной надписью.

Между страницами лежал вчетверо сложенный лист бумаги, на котором рукой Александра Сергеевича Пушкина были написаны слова, сделавшие Анну Петровну Керн бессмертной:

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

Но Пушкин остался в Тригорском, а Вульф поехал с матерью и кузинами – он провожал дам до первой станции.

Осенью он вернулся в Дерпт и повадился ездить в Ригу. Там между Алексеем и Анной случился пылкий роман.

Впоследствии Анна Керн рассталась с мужем и поселилась в Санкт-Петербурге. Там она подружилась с сестрой Пушкина Ольгой. Личная жизнь тоже била ключом — в неё влюбился Лев Сергеевич, младший брат поэта. Сама она продолжала роман с Алексеем Вульфом. Она по-прежнему пользовалась головокружительным успехом и, отлучённая от большого света, встречала, тем не менее, дружеский приём во многих домах, в частности у родителей Пушкина и в семье его друга, барона А.А. Дельвига.

Вульф полагал, что сыграл немалую роль в творчестве Пушкина. Он имел в виду загадочный череп.

Человеческий череп – вообще любимая игрушка поэтов-романтиков. Начитавшись Шекспира (как же без Гамлета, вздыхающего с черепом на ладони: «Бедный Йорик!»), они норовили обзавестись этим замогильным сувениром, посвящали ему стихи и даже использовали как пепельницу…

Вульф где-то раздобыл череп и привёз его в подарок Пушкину. К подарку он присовокупил целую историю — якобы некий студент-медик похитил скелет барона Дельвига из погребов Домского собора. Пушкин заинтересовался и написал для своего близкого друга и лицейского товарища Антона Дельвига известное стихотворение на эту тему, снабдив его прозаическим финалом: «Студент по частям разобрал всего барона и набил карманы костями его… Но вскоре молва о перенесении бароновых костей из погреба в трактирный чулан разнеслась по городу. Преступный кистер лишился места, а студент принужден был бежать из Риги, и как обстоятельства не позволяли брать с собою будущего, то, разобрав опять барона, раздарил он его своим друзьям. Большая часть высокородных костей досталась аптекарю. Мой приятель Вульф получил в подарок череп и держал в нём табак. Он рассказал мне его историю и, зная, сколько я тебя люблю, уступил мне череп одного из тех, которым обязан я твоим существованием…»

Собственно, Пушкин и пустил гулять по свету версию о том, что в Риге, в главном городском храме, покоятся предки барона Дельвига. Что интересно — ни лицейский друг, ни его родня не возражали. Им эта идея, похоже, понравилась.

Вся беда в том, что она не соответствует действительности.

Алексей Вульф часто навещал в Риге свою кузину Анну Керн — это правда. Он мог разжиться черепом или у однокашников-студентов, или у аптекаря — и это правдоподобно. Но вот заполучить череп из захоронений в Домском соборе он никак не мог — к тому времени, когда Вульф ездил в гости к кузине, в Домском соборе уже не осталось склепов-подземелий. А виной всему была… чума.

В 1771 году Москва пережила эпидемию и вспыхнувший к её исходу Чумной бунт. По этому случаю вспомнили и о рижских чумных кладбищах. Императрица Екатерина Вторая в 1772 году издала указ: из склепов городских церквей Лифляндии и Эстляндии должны быть вывезены все останки, дабы воспрепятствовать возможному распространению эпидемии.

Рижские власти выполнили это указание беспрекословно: захоронения вывезли на городские кладбища за черту города, могилы убрали, подвалы засыпали; добавлен был санитарный слой земли, отчего уровень поднялся на 1м 10 см; сделали также деревянный пол, часть надгробных порушенных памятников убрали.

Интересно, что в Таллинском Домском соборе и в церкви св. Николая захоронения сохранились…