Микрофильмы и микрофиши: в борьбе между копирайтом и правом свободного доступа к информации

Александр ПУРНИК

Микрофильмы и микрофиши как носители информации появились как одно из средств решения сразу двух проблем. Первая — экспоненциальный рост числа и объёма создаваемых документов и, как следствие, невозможность продолжать использование одних лишь бумажных носителей. Микрофильмы/микрофиши являются одним из вариантов небумажного носителя с высоким уровнем сжатия информации. Вторая проблема — борьба за право и возможность доступа к информации. И микрофильмы/микрофиши как компактный носитель создают многие технические возможности доступа к информации. Технические сложности с их использованием (необходимость специальных устройств для чтения) позволили локализовать их использование в сфере легального нарушения копирайта — в библиотеках.

Надо отметить, что небумажные носители для документов разрабатывались давно. Фотоспособ, позволяющий перенести изображение и/или текст на стеклянную или целлулоидную пластинку появился, наверное, раньше прочих вариантов издания и копирования документов. О малотиражном копировании документов, которое оправдано технологией работы организации и производится с ведома и по решению владельца организации и владельца копирайта, я писал в статье «Простые и надёжные методы тиражирования».

Фотография изначально появилась как средство получить изображение по желанию владельца некоего устройства (фотоаппарата), а не по желанию владельца объекта, изображение которого кому-то захотелось получить. Кстати, и по сей день эта проблема актуальна. Вот представьте себе владельца «нечта», который понимает, что на изображения этого «нечто» есть (может быть) спрос. И почему доход от этих изображений должен идти мимо владельца «нечта»? С музейными экспонатами проще. Обычно в музее запрещено фотографирование или есть услуга оплаты разрешения (разовой лицензии) на фотосъёмку. И тот факт, что авторы (создатели) объекта умерли много столетий тому назад (копирайт на тексты заканчивается через 70 лет после смерти последнего автора) никого не останавливает. Наоборот, раритетность объекта съёмки только увеличивает стоимость разовой лицензии. Аналогичная проблема — с памятниками культуры и/или архитектуры. И страдают от неё не только коммерческие фотографы (которые зарабатывают на продаже копий изображения «нечта»), но и некоммерческие авторы. Например, у Википедии постоянно возникают проблемы с правами на размещение тех или иных фотографий объектов, даже если их сделал сам автор статьи, наивно разрешивший не только их публикацию в энциклопедии, но и открывший к ним доступ (на основе свободной лицензии). Как всегда бывает с копирайтными проблемами, пока речь шла о единичных случаях применения экзотической технологии, никого это не волновало, но едва речь зашла о массовом процессе — сразу возникли проблемы из разряда «а кто вам разрешил?». Но вернёмся к истории.

Камера-обскура, позволяющая создать изображение объекта и «перебрасывать» его на некую поверхность, известна с V века до н.э. (в трудах последователей китайского учёного и философа Мо-цзы). Один из интересных способов её использования — отображение изображения на лист бумаги и ручная «обводка» контуров с последующей раскраской картинки. И более двух тысяч лет другого способа сохранить созданное камерой-обскурой (или камерой с оптикой, которая позволяла увеличить или уменьшить изображение или перевернуть созданное обскурой первичное изображение) не существовало.

Уже в XIX веке начались работы по проявлению и закреплению изображения, созданного камерой. Назову три имени, которые, на мой взгляд, внесли решающий вклад в появление фотографии (в России первое время пользовались дословным переводом и использовали термин «светопись», но постепенно стали использовать заимствованный термин «фотография»).
Хотя эксперименты по проявлению изображения с помощью солей серебра уже были в начале XIX века, но проблему закрепления изображения никак не удавалось решить. Первый, кому это удалось, — Нисефор Ньепса. В 1822 году появилась технология закрепления изображения, названная гелиографией. Надо сказать, что для быстрого создания единичных копий технология была малопригодна как по качеству изображения, так и по сложности процесса, а для типографских целей её доработали и довольно долго использовали в типографском деле для печати полутоновых изображений.

 

Гелиография Ньепса 1822 года

Вспомним и Луи Дагера — соавтора и делового партнёра Ньепса. Хотя экспериментальные фотографии появлялись у них и раньше, но только в 1837 году, уже после смерти Ньепса, Дагер создал технологию, которую назвал «Дагеротипия». Именно она стала первоосновой того, что сегодня называется фотографией (хотя, конечно, методы работы с солями серебра были переработаны, но идея осталась неизменной).

Третья важная фигура в нашей истории — физик Франсуа Араго, который в 1839 году на заседании французской Академии наук представил технологию получения изображения, после чего она обрела широкую известность. Надо сказать, что авторы технологию не запатентовали, благодаря чему она получила широкое распространение, но не обогатила изобретателей. По представлению Араго правительство Франции пожаловало Дагеру и семье Ньепса пенсион.

 

Мастерская художника. Дагеротип, созданный Луи Дагером в 1837 году и представленный физиком Франсуа Араго на заседании Парижской Академии наук во время объявления об изобретении

Первоначально технологический процесс получения фотографии развивался в два этапа. На первом изображение преобразовывалось в негатив на фотопластине или фотоплёнке (инвертировалось) и только при печати фотографии негатив снова инвертировался и превращался в позитив, соответствующий объекту съёмки. При этом фотоплёнка (фотопластина) являлась оригиналом, с которого можно сделать отпечатки, но их нельзя было тиражировать в качестве носителя информации (т.к. негатив гораздо менее удобен, чем позитив).
В 1920-х годах фирма «Техниколор» экспериментировала с так называемым гидротипным фотопроцессом получения цветной фотографии. Побочным продуктом этих экспериментов стала позитивная плёнка, изображение на которой полностью соответствовало фотографируемому объекту (не было инвертированным негативом). Такие плёнки стали основой для создания кинофильмов и диафильмов. И вот тут уже фотоплёнка/фотопластина стала интересной как безбумажный носитель информации.

Для работы с документами на фотоносителях (микрофильмирования) советская оборонка создала фотоаппарат «Ёлочка» с плёнкой на 400 кадров (страниц микрофильмируемых документов). В комплекте шла подставка и штатив, которые позволяли получить максимально высокое качество.

Понятно, что фотоплёнка для архивного хранения годилась не хуже, чем бумага. Срок хранения теоретически составлял сотни лет (технология настолько «свежая», что экспериментального подтверждения факта длительного хранения пока нет). С оригинала можно было делать копии как в виде печатных документов, так и в виде новых плёнок. Проблем с чтением напрямую с плёнки не возникало. Надо было иметь подсветку, чтобы смотреть напросвет, и объектив, дабы увеличить до комфортного для чтения размера. Простенькая детская «смотрелка» для диафильмов вполне подойдёт. У фотографов есть лупы для просмотра фотоплёнок. Они тоже вполне пригодны в качестве индивидуального устройства просмотра плёнки с документами. Понятно, что такая лупа подойдёт для стандартной плёнки шириной 35 мм. По мере улучшения качества плёнки страницу документа вполне можно было разместить на узкой микроплёнке, что повышало ёмкость и уменьшало размер единицы хранения, но для просмотра требовалось всё более сложное оборудование, которого у индивидуального пользователя, желающего просмотреть документ дома, просто не было.

 

© Frédéric BISSON
С точки зрения хранения микрофиши намного удобнее, чем микроплёнка. Пластины при хранении не путаются и узлом не завязываются. Понятно, что для их просмотра необходимо специализированное устройство. А если мы хотим получать копии отдельных страниц на бумаге, то устройство становится и крупногабаритным, и дорогим. Дома такое не установишь, использовать его можно только в какой-нибудь организации. В СССР таковыми организациями были библиотеки.

Микрофиши быстро вытеснили микроплёнки и стали доминирующими устройствами для распространения не слишком дефицитных, но важных документов. Понятно, например, что старинную энциклопедию не худо иметь в фонде библиотеки, но переиздание многотомной энциклопедии, да ещё и с устаревшей орфографией, обойдётся слишком дорого, а регулярного спроса на неё даже в крупных библиотеках ждать не приходится. Перевод на микрофиши решает и проблему стоимости тиража, и проблему места для хранения. Многотомное издание займёт целую полку, а коробка с микрофишами потребует места меньше, чем один том.

У многих библиотек проблемы с краеведческим фондом. С одной стороны, подшивки старых местных газет и журналов, домовых книг и книг церковной регистрации — это святое. Но спрос на такие документы невелик, и перевод на микрофиши решает не только проблему места для хранения, но и проблему сохранности. Архив на микрофишах можно пустить в активный оборот, а бумажные оригиналы даже не каждому специалисту разрешат посмотреть. А ведь фотоспособ позволяет сохранить все визуальные особенности документа (дефекты, пометки и т.п.), т.е. с точки зрения результата использования (например, для научной работы) микрофиша практически не отличается от исходного бумажного оригинала.

Другой важный момент применения микрофиш — документы рукописные или в нестандартных шрифтах. Их (на доцифровом этапе развития) можно было размножать и запускать в научный оборот только на микрофишах/микроплёнках.

По сравнению с микрофишами у печатной книги есть единственное преимущество. Печатная книга — это одновременно и носитель информации, и устройство для доступа, а микрофиша — только носитель информации. Устройство чтения (и дупликации фрагментов на бумагу) требуется иметь отдельно, что усложняет эксплуатацию и практически исключает персональное использование, как у книги.

В 1945 году, когда ЭВМ существовали лишь в проектах, было ясно, что память у будущих ЭВМ долгое время будет слабым местом, и такие объёмы, которые легко вмещаются на микрофиши, на ЭВМ хранить просто негде. И тогда возникла на тот момент революционная идея использовать ЭВМ для невычислительной обработки данных. Вэнивар Буш, широко известный и среди профессионалов (как разработчик аналоговых ЭВМ и советник президента Рузвельта по оборонным исследованиям), и среди «чайников» (как изобретатель компьютерной мыши), написал в 1945 году статью «Как мы можем мыслить» для журнала The Atlantic.

Буш предположил, как могла бы выглядеть ЭВМ для невычислительной обработки данных. Она должна была стать ядром для гибридной системы, которую изобретатель назвал Memex. На микрофишах (самое ёмкое на то время устройство хранения данных) должны были храниться данные (прежде всего тексты). А каталожная часть должна была храниться на ЭВМ, с помощью которой осуществлялся бы поиск по каталогу. Предполагался робототехнический комплекс, который позволял бы «вынуть» микрофишу из хранилища и после использования вернуть на место. Статья изобиловала красивыми идеями, например, о гипертексте. Эта публикация до сих пор занимает одно из заметных мест в индексе научного цитирования.

 

Так могла выглядеть Memex. На рабочем столе – устройства диалога, удивительно напоминающие сегодняшние планшеты

 
Но ЭВМ, которая могла бы стать программным ядром такой системы, на тот момент ещё не существовало. Сегодня оцифровка текстов — обычное дело. Для их хранения используются не коробки, а облачные технологии, благодаря чему к оцифрованным документам может получить доступ любой человек в любой точке мира. Но это уже совсем другая история.

 

Оставьте первый комментарий

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.


*