Если американские комиксы пресловутому «широкому кругу читателей» в 2016 году уже известны в общих чертах, то франко-бельгийские существуют в сознании любителей комиксов в очень странном качестве. Регулярно издаётся «Тинтин», постепенно появляются переводные Мёбиус и Серджо Топпи, то и дело пытается пробиться на рынок Астерикс. Будем надеяться, что за этим последует и знаменитый комикс «Инкал» (один из томов которого в оригинале есть в фонде РГБМ, а первый том его спин-оффа, «Касты Метабаронов», выходил на русском языке).
«Час французов» пробил во всём мире в семидесятые. До этого всё, что творилось в Европе, казалось какой-то тупиковой ветвью. Оно и понятно — французы доводили до совершенства жанры комиксов, которые зачахли в Америке. Но культурная революция, всколыхнувшая европейскую цивилизацию шестидесятых, не могла не взболтать и комиксы. Экзотика дальних стран, доступная прежде только аристократам и морякам, стала общедоступной, мистика и оккультизм причудливо смешались с повседневностью холодильников и телевизоров, а полёты в космос стали реальностью. Мир авангардного искусства впервые со времён сюрреалистов встречал массовую культуру с распростёртыми объятиями. После двух чудовищных войн бурный научно-технический прогресс диктовал прогрессивной молодёжи новые правила жизни. Но «папин мир», к сожалению, оказался сильнее.
Американские комиксы ещё в пятидесятые получили стимул для развития с принятием Комикс-кода. Итальянские, французские, английские (и канадские, и мексиканские, словом, комиксы любых стран, где они вообще были) в реальном развитии не нуждались. Они заполняли пустоту, и этого было вполне достаточно их издателям. Это был второй сорт, качественный, классный, во многом новаторский, но второй. Американцам в конце пятидесятых — начале шестидесятых удалось сделать комиксы чем-то иным, нежели просто бульварной литературой в картинках. В их историях появилась своя собственная, неповторимая жизнь, свой дух. «Серебряный век» был феноменален именно тем, что сделал комиксы невоспроизводимыми в других медиа, а значит — самодостаточными. Итальянцы нащупали свой путь в 1962 году, когда сестры Джуссани придумали не столько персонажа по прозвищу «Дьяболик», сколько делать комиксы в карманном формате. Через двенадцать лет несколько молодых французов создадут антологию «Metal Hurlant», а вместе с ней — издательство Les Humanoïdes Associés. Направляющей силой нового издания стала фантастика, а небывалая творческая свобода — предметом ядовитой зависти коллег из других стран. «Гуманоиды» не были ограничены одной только Францией, они «брали своё там, где видели своё», и их работы были смесью разных школ и разных традиций, что играло только в их пользу.
Один из самых известных комиксов издательства, «Инкал» (разросшийся со временем в целую вселенную), родился из знаменитого проекта по экранизации фантастического романа Фрэнка Герберта «Дюна» режиссёром Алехандро Ходоровски. Родившийся в Чили в семье еврейских эмигрантов из Российской империи, кинематографист прославился своими скандальными картинами. То, что он делал с кинематографом, очень похоже на то, что происходило в мире комиксов. Традиционные сюжеты масскульта, показанные сквозь призму культурных веяний времени. Фильм «El Topo» (1970), конечно, наследник картин вроде «Monsieur Fantômas», как и наследник, скажем, позднего творчества «Битлз». Восточный мистицизм и жанровое кино, сюрреализм и рок-н-ролл, Мексика и Франция — это всего лишь малая толика того, что сформировало авторский стиль «Ходо». Про его несостоявшуюся «Дюну» существует отличный документальный фильм, поэтому мы не будем сейчас заострять на ней внимания, а обратимся, наконец, к комиксу Ходоровски и Жана «Мёбиуса» Жиро, который появился, скажем так, «на руинах» суперамбициозного проекта.
У Ходоровски в «Инкале» получилось на сценарном уровне стать тем, кем в Америке в 1970-е годы визуально стал Джек Кирби — голосом других миров, неевклидовой геометрии и новой азбуки. Для Ходоровски «Инкал», наверняка, не настолько метафоричен и фантазиен как для нас, но разве это повод отказываться от прогулки на другой этаж сознания вслед за его завсегдатаем? Искусство — это игра, в которую нельзя играть одному. Без умственной работы читателя/зрителя произведение не живёт, и «Джодо» прекрасно это понимает.
Для тогдашних авторов большим минусом фантастики было желание все объяснить и перепродумать, подчинить логике обывателя. В этом было что-то от Жюля Верна, что-то плоское и старомодное, слишком формальное. И, конечно, никто ничего не делал с серьёзной миной. Ходоровски с Мёбиусом стали Рабле XX века, обратив напыщенную научную фантастику в замечательный карнавал?
Что собственно, значит слово «инкал»? «Макгаффин», как называл такие предметы Хичкок. «Предмет, которым все хотят обладать». Грааль, содержимое чемоданчика Марселаса Уоллеса, мальтийский сокол… и «инкал». Именно вокруг этой «вещи» и устраивают свои вакхические шествия техносвященники, метабароны, воплощения божеств, антропоморфные волки и трусоватый, порочный детектив Джон Дифул. Это космическая опера, напичканная абсурдными приключениями, сексом и метафизикой, который притворяется плутовским романом, который прикидывается оккультистским манифестом, который притворяется космической оперой. Это так по-французски! Как Мольер, являясь ярким представителем классицизма, смелее других шагнул за его рамки, так и Ходоровски с Мёбиусом сотворили комиксную вселенную и похожую на истории из «Metal Hurlant», и выворачивающую их наизнанку.
И нужно уйти от соблазна броситься в происходящий кислотный вихрь, как в откровение, и посмотреть немного сверху, под углом. И окажется, что «Инкал» — это не про то, как морщить лоб, чтобы сойти за умного, а про то, что настоящий шедевр — штука многогранная, смотрящая внутрь каждого из нас по-особенному и очень во многом отражающую то, что внутри нас самих накипело. Более того, по «Инкалу» угадывается будущее, и это касается не только фантастической эстетики восьмидесятых. Что там, вдохновлённого так или иначе «Инкалом» есть в отечественных комикс-шопах? «Время приключений»? Пожалуйста. «Сага»? А вот она. И это так, навскидку. Ищите и обрящете, это увлекательнейшее занятие.
Современного читателя от «Инкала» может отпугнуть его нарочитая громоздкость, гигантизм и чудовищность, рационального читателя — нездоровый психопатический флёр. Но ведь если все это отнять у того же «Четвертого Мира» Кирби, то не станут ли и Дарксайд с Орионом просто абсурдными и абстрактными пустышками, задыхающимися от собственного величия, измеряющегося лишь широтой раскрытых ртов? Потому что Кирби, Орион и Дарксайд — это гиганты, ставшие трехмерными на плоских страницах журналов. «Инкал» Ходоровски — это «Гигантомахия» (которая больше похожа на «Войну мышей и лягушек» или на «Золотого осла»), ставшая объемной в первую очередь с помощью слов, составленной из колючих букв новой азбуки, которые потом и разрисовал гениальный Мёбиус.
