Богема в собственном соку и рассоле

Валерий БОНДАРЕНКО

На собственном опыте я недавно убедился: молодёжь порой путает «богему» с «бомондом». А потому совсем не лишним будет обратиться к истории термина, следуя за автором книги «Повседневная жизнь богемы от Лили Брик до Галины Брежневой» (М.: Молодая гвардия, 2019) А.А. Васькиным.

«Богемцами» средневековые парижане называли бродячих цыган — жонглёров, акробатов, танцоров и фокусников (привет Эсмеральде!). Позже «богемой» прозвали и всех «артистов», частенько непутёвых в глазах обывателя. В середине XIX века появился модный роман А. Мюрже «Сцены из жизни богемы», в конце того же столетия — неизмеримо более популярная опера «Богема» Дж. Пуччини (на тот же сюжет), — и термин зажил. Словарь Брокгауза и Ефрона определяет богему как «всякую интеллигентную бедноту, которая артистически весело и беззаботно переносит лишения и даже с некоторым презрением относится к благам земным».

Есть в книге Васькина и другие определения богемы: нежно-ностальгическое от Б. Мессерера («молодая жизнь без ханжества») и даже резко уничижительное от Л. Гинзбург («богема — длительная растрата первоначальной ценности жизни»). В любом случае, у советской богемы, начиная с 30-х гг., была «собственная гордость» — точнее, специфика. В отличие от богемы «истинной» наша очень ценила материальные блага (что объяснимо после гражданской войны и разрухи) и чётко выполняла социальный заказ единственного на тот момент покупателя — советского государства. Или, как по-частушечьи чечёточно выразил это С. Михалков:

Чистый лист бумаги снова
На столе передо мной,
Я пишу на нем три слова:
Слава партии родной.

Скупка гениев «Софье Власьевне» (Советской власти) тогда удалась блестяще. С целью учёта и контроля была создана система творческих союзов. Генералы и маршалы советской культуры были богачами и по нынешним меркам. Так, на гонорар за собрание сочинений верный писатель-сталинец Анатолий Софронов даже на заре перестройки смог бы купить 15 автомобилей «Волга». Квартиру певицы «валенок, неподшитых, стареньких» Л. Руслановой называли «малой Третьяковкой», ведь в ней можно было увидеть около 130 первоклассных полотен от К. Брюллова до К. Юона. А квартиру великого Д. Ойстраха грабили четыре ночи кряду!

Статус художника тоже был не сравним с нынешним, а имена звёзд, не только эстрадных, были у всех на слуху. Как выразилась одна старушка у подъезда в начале 60-х: «в Москве нынче три напасти — рак, “Спартак” и Пастернак». Даже при сталинизме богеме позволялся квазиглоток псевдосвободы, но и художник обязан был себя помнить! Так, главный скульптор эпохи С. Меркуров начинал лепить памятники вождям, в том числе и Ленину, с их обнажёнки — правда, каменного Сталина без трусов у него в мастерской так никто и не видел. От художника требовалось одно: предоставить государству очередных идейно правильных «Буканских закак» — так скалозубы переименовали культовый тогда кинофильм «Кубанские казаки». «Сама советская система диктовала… условия игры, в которой каждый выполнял отведённую ему роль (недаром Сталин пригрозил Крупской, что Ленину найдут другую вдову)», — справедливо заключает А. Васькин.

Появление андеграунда автор связывает со временем хрущёвской оттепели второй половины 50-х гг. Но разве не были андеграундом обэриуты ещё в 20—30-е гг.? Тон повествователя тоже меняется с откровенно памфлетного на лирический. И на мой вкус, это самые любопытные страницы книги. Культовые в кругах московской богемы «бродячий философ» Александр Асаркан и «наш Джойс» писатель Павел Улитин, «наш Артюр Рембо» поэт Сергей Чудаков и «наш Матисс» художник Анатолий Зверев, представители «лианозовской школы» (с примкнувшим к ним тогда молодым Э. Лимоновым) и Южинский кружок мистиков с участием писателя Ю. Мамлеева. В том числе из этого кружка вышли отцы нынешних настойчиво евразийских и политологических схем-идеологем… Именно об этих героях А. Васькин собрал ценные свидетельства современников.

«Богема» — не только скопище гениев и талантов, но и окружающая их тусовка. Группироваться, кучковаться, отделяя себя от простых обывателей, и организовывать своё жизненное пространство — характерное свойство богемы. Хозяйкам артистических и литературных салонов, от легендарной Лили Брик до «первой хиппи Москвы» Алёны Басиловой, посвящено в книге немало страниц. И какие это яркие, но не слишком счастливые порой судьбы!.. Отдельная глава посвящена Галине Брежневой — классическому «фармацевту» на жаргоне посетителей кабаре «Бродячая собака» («фармацевтами» сто лет назад называли здесь богатых и влиятельных покровителей-меценатов: пренебрежительно, конечно, но что поделаешь? — а вот просящая богема была горда).

Ну и какой же Васькин без прогулки по Москве? «МестА надо знать!» Автор-краевед проведёт нас по главным богемным «точкам» Москвы, от ресторанов и гостиниц «Националь» и «Метрополь» до дома приёмов американского посла Спасо-хаус, где, по преданию, М. Булгаков высмотрел тот самый бал Воланда для «Мастера и Маргариты». Это был так называемый разгульный «весенний фестиваль» 1935 года, на котором подвыпивший медвежонок из уголка Дурова пророчески срыгнул на китель будущего «врага народа» маршала Егорова. А сколько в книге Васькина и других, местами тёмных, но более чем осведомлённых личностей! Здесь портреты «домашнего нквдшника» нашей элиты барона Штейгера (прототип барона Майгеля у Булгакова), четы Стивенсов (явных шпионов, пожалуй, на протяжении трёх эпох!), связанного со спецслужбами богача, «советского Корейко» Виктора Луи и первого московского денди начала 60-х Люсьена Но (он же — корреспондент «Пари-матч» и первый муж второй супруги певца М. Бернеса). И, конечно, вниманием автор не обошёл и самую «нарядную артистку» СССР Людмилу Максакову.

Вот такой круговорот ярких творческих силуэтов. Богема ведь!..