В 1917 году в России впервые в мировой истории был проведён глобальный эксперимент по воплощению некоторых из утопических идей в жизнь. Послереволюционная Россия стала самой фантастической из стран, где удивительным образом переплелись романтика преобразования, действительно фантастические темпы строительства с репрессивной политикой власти, трагическим положением крестьянства. Конечно же, столь радикальные преобразования в обществе породили потребность в социальном прогнозировании. Даже «овеществлённая Утопия» не могла обойтись без своих летописцев будущего.
Новая Россия нуждалась в художественном осмыслении произошедших перемен, в «рекламной» демонстрации конечной цели. И фантастика пришлась здесь как нельзя кстати. Ведь только ей было под силу воплотить в наглядных картинах коммунистический идеал.
Большинство произведений той поры было проникнуто ощущением реальности мировой революции с последующим наступлением всепланетного коммунистического рая. Журналы и книжные прилавки пестрели рассказами и повестями о финальной битве мирового пролетариата с гидрой капитализма: «Всем! Всем! Всем! В западных и южных штатах Америки пролетариат сбросил капиталистическое ярмо. Тихоокеанская эскадра, после короткой борьбы, которая вывела из строя один дредноут и два крейсера, перешла на сторону революции. Капитализм корчится в последних судорогах, проливая моря крови нью-йоркских рабочих» (Яков Окунев «Завтрашний день»).
Молодая советская фантастика была охвачена всеобщим энтузиазмом и искренней верой в лучшее из будущих, которое ожидает новую Россию, а вместе с ней и весь мир.
Это время поэт Николай Тихонов метко нарёк «перекрестком утопий». Не случайно это словосочетание критик Всеволод Ревич позже использовал как название для очерка, посвящённого первым годам советской фантастической литературы. И в самом деле, не было в истории российской словесности периода более утопического, чем первое послереволюционное десятилетие.
«Философия, наука и искусство призваны к строению социализма, то есть к единственному и неизбежному пути в будущее, туда, где на каком-то отрезке времени машина заменит человека, где человек, освобожденный от физического труда, от забот о хлебе, тепле и всей обыденности, сможет наконец наверстать все счастье жизни, за много тысячелетий украденное у него системами социального и экономического рабства» (А.Н. Толстой).
Нарком просвещения А.В. Луначарский ставил конкретные задачи уже перед фантастами: «Хороший советский научно-фантастический роман есть в самом лучшем смысле слова роман утопический… Нам нужен, так сказать, плановый роман. Нам до зарезу нужно изображение того, как будет через десять лет жить человек в тех самых социалистических городах, которые мы построим».
И фантасты изо всех сил старались угадать черты того будущего, которое строили их современники. Как писал «красный граф» А.Н. Толстой в пронзительно-романтичных «Голубых городах»: «Новую жизнь строить — не стихи писать. Тут железные законы экономики работают. Тут надо поколения перевоспитывать. А с утопсоциализмом, покуда рот разинул, тебя живо колесами переедут. Держи курс на мировую революцию, а дни пока — все понедельники».
✳︎✳︎✳︎
Экскурсию по советским утопиям логично будет начать с произведения, ставшего самой значительной утопией советской довоенной литературы. Речь пойдет о повести Александра Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», вышедшей в 1920 году в «Госиздате».
Александр Васильевич Чаянов (1888–1937) — человек сложной судьбы. Энциклопедически образованный, всемирно известный учёный-экономист, талантливый историк-москвовед, блестящий писатель, в 1920-е годы создавший целую серию блистательных романтико-фантастических повестей. В 1931 году он был оклеветан, арестован и в 1937-м по обвинению во вредительстве и принадлежности к несуществующей Трудовой крестьянской партии расстрелян. Лишь после шестидесятилетнего забвения его произведения и научные труды получили новое рождение.
Велико искушение подробнее остановиться на повести Чаянова, тем более что она того заслуживает.
Прежде всего необходимо заметить, что «Путешествие моего брата Алексея…» открыло новую страницу в истории русской литературной утопии и общественной мысли. Это первая в России детально прорисованная утопия развития, то есть будущее здесь рассматривается в исторической перспективе: Чаянов экстраполировал один из возможных и, по его мнению, перспективных вариантов политической эволюции Советской России. Одним словом, он написал тот самый «плановый роман», о необходимости которого девять лет спустя говорил Луначарский.
Герой произведения Алексей Кремнев, начитавшись Герцена, необъяснимым образом перемещается в Москву 1984 года (воистину эта дата обладает какой-то магической притягательностью для мировой фантастики!). Придуманная модель общества Чаяновым прописана детально и снабжена подробной хронологией. Давайте пролистаем некоторые страницы этой истории будущего России.
Итак, в альтернативном 1928 году в России был принят «Великий декрет о неотъемлемых личных правах гражданина» (напомню: повесть вышла в 1920 году!); в 1932-м на смену эпохе государственного коллективизма, в течение которой общество было доведено буквально до состояния анархии (ещё один опрометчивый ход советского фантаста!), приходит крестьянский режим. И после установления в 1934 году власти крестьянской партии Россия пошла, что называется, демократическим путём. Прежде всего новая власть пересмотрела идеи управления и труда.
Вот как об этом сказано в книге: «Система коммунизма насадила всех участников хозяйственной жизни на штатное поденное вознаграждение и тем лишила их работу всяких признаков стимуляции. Факт работы, конечно, имел место, но напряжение работы отсутствовало, ибо не имело под собой основания». Напомню, книга была издана не где-нибудь, а в государственном издательстве!
Поехали дальше. Вопросы экономики в утопическом государстве решаются на кооперативных началах, а политические — «методами общественными: различные общества, кооперативы, съезды, лиги» и т. д. «Мы придерживаемся таких методов государственной работы, которые избегают брать сограждан за шиворот».
Впрочем, не всё так просто и гладко в мире будущего. Не забыл фантаст упомянуть и о вполне закономерных для государства нового типа контрдействиях, путчах и восстаниях. Не всем, к примеру, пришёлся по душе «Декрет об уничтожении городов свыше 20 тысяч жителей». «Разрешенные» города (включая восстановленную после одного из бунтов Москву) превратились в уютные, озеленённые сателлиты деревень, места «празднеств, собраний и некоторых дел».
Существуют и другие проблемы. Например, агрессивные выпады со стороны… Советской Германии! Впрочем, вражескую армию стремительно — всего за полчаса! — разгоняют (именно так) «метеофорами» — приспособлениями, которые в мирное время используются для управления дождями и ураганами. И в ознаменование победы над крестьянской Москвой звучит торжественный скрябинский «Прометей» — государственный гимн Российской Крестьянской Республики…
Любопытна и история издания этой утопии. «Путешествие…» рекомендовал к печати сам В.И. Ленин. «Надо мечтать!» — учил вождь пролетариата… Но печально обрывались эти мечты, и судьба «рекомендованного» мечтателя А.В. Чаянова — красноречивый пример. Ведь обвинения в адрес учёного и писателя строились как раз на основании его фантастической повести.
Повесть Чаянова — одна из немногих попыток (если не единственная) в ранней советской фантастике детально изобразить социальное и экономическое устройство общества, и уж точно это последнее произведение, посвящённое не абстрактному всепланетному коммунистическому обществу, а обустройству России. (Правда, можно ещё припомнить опубликованный в 1922 году за рубежом роман печально известного генерала П.Н. Краснова «За чертополохом», посвящённый реставрации российского общества. Действие его развивается в 1960-е годы. Отгородившаяся от остального мира гигантским чертополохом Россия возродила династию Романовых и вернулась на пути праведные, поставив во главу угла принципы «самодержавия, православия, народности»…)
В советской литературе о будущем «русское поле» растворилось или, сказать точнее, раздвинулось: авторам советской эпохи построение идеального общества в рамках одной страны казалось немыслимым. Расползание «новой русской идеи» по планете представлялось процессом закономерным и неизбежным…
Продолжение следует
