М. Пруст навязал французской литературе её главную тему сегодня: поиски ушедшего времени и есть смысл жизни каждого автора. В чём, якобы, видится суть и задача любого серьёзного текста. Во всяком случае, самая свежая нобелиатка Анни Эрно подтверждает это своей главной книгой. Вот она: «Годы» (М.: Эксмо, 2021).
«Годы» — это и мемуары (вся жизнь Франции последних 70-ти лет), и эссе на эту же тему, ведь Эрно — бывшая учительница-словесник. «Годы» — такое вот её сочинение, не скажу: итоговое. Но итоги оно подводит, и многому.
Писательница подчёркивает: она не о себе любимой здесь только, и даже не столько. Потому вместо «я» — настойчивое «она». «С помощью отпечатков, которые оставил мир на ней и на её современниках, она будет реконструировать общее время — то, что течёт издавна и до сегодняшнего дня, — чтобы, выуживая воспоминания коллективной памяти из памяти индивидуальной, показать отпущенный человеку масштаб Истории».
Скажу сразу: попытка взглянуть на себя со стороны Эрно удалась, поскольку она всякий раз смотрит на события своей жизни, свои переживания и свои фото отстранённо. Но сделать то же в отношении жизни своей страны — не очень-то получилось, и именно потому, что Анни Эрно слишком вовлечена в политическую борьбу. У Анни Эрно левые и местами ультралевые симпатии. Её оценки политических событий страстны и очевидно пристрастны даже там, где для огромного большинства это лишь события из ленты новостей, мало влияющие на реальную жизнь обывателя. Но таков темперамент автора и такова традиция французской политической культуры: бузотерить из принципа!
Удивительно, однако жизнь столь далёкой от нас французской учительницы и писательницы оказывается довольно близка нам и отчасти сходственна с судьбами нашего старшего поколения! Анни («она») родилась в семье деревенских бакалейщиков, где удобства — во дворе, а священник — главный авторитет. Годы войны вспоминаются смутно, хотя будут ретранслироваться в воспоминаниях близких за столом и лет пятнадцать спустя. Сама Анни = «она» порядком устаёт от запретов старших, запретов патриархальных и никак не соответствующих послевоенному весёлому времени бэби-бумеров и поп-культуры, этим «тридцати славным годам» (1945–1973 гг.), как их назвал известный французский социолог Ж. Фурастье.
Вырвавшись из деревенской глуши в жизнь интеллигентную и даже парижскую, Анни = «она» от всей души приветствует жаркий май 68 года, не принимая в нём, правда, участия, поскольку уже есть семья, дети, да и возраст не тот. Но всё равно: «Мы… узнавали себя в младших сверстниках-студентах, которые бросали булыжники в спецназ. Это от нашего имени они швыряли в лицо власти не булыжник, а годы цензуры и гнёта, жёсткое усмирение демонстраций против войны в Алжире, карательные операции в Африке… и чёрные лимузины официальных лиц. Они мстили за нас, за всю подавленную силу нашей юности…»
Но увы: «Майские идеи конвертировались в вещи и развлечения». Всего лишь! При этом «Обилие вещей маскировало скудость идей, выхолащивание веры и убеждений».
Это вовсе не значит, что Анни = «она» сама отказывается от соблазнов «общества потребления»: потребляет-то как раз вовсю (прелестное авто; поездки в Испанию, Италию, США; новый дом в пригороде, так сказать, таунхаус), но при этом вовсю брюзжит: «Все переходили на DVD-плеер, цифровую камеру… плоский экран, мы всё время куда-то переходили. Перестать переходить значило принять свою старость… Наше старение и ход мира шли в противоположных направлениях».
Довольно много внимания Анни = «она» уделяет политической борьбе, выборам, новым президентам и премьерам, из которых более-менее милостива лишь к Ф. Миттерану. Для неё, вполне благополучного препода, французское государство — нечто чуждое и почти всегда враждебное. Эта очевидная несправедливость (необъективность?.. неблагодарность?..) мадам нашему читателю и забавна, и фиолетова. Гораздо занятней читателям (особенно же читательницам) будут тонкие ремарки на полях её женской судьбы — там, где про феминизм (умеренный) и про дела личные: про плавную, гармоничную смену мужа на друга, взросление детей. И вот уже ты забываешь почивших «предков», нынче ты стала «предком» сама, матриархом большой семьи: «Время детей вытесняло время мёртвых». И наконец, ты смиряешься с наступившей старостью, отправляя в отставку любовника, который вдвое моложе тебя и вообще пошлый (бездуховный?) любитель футбола…
Остаётся приводить память в порядок и писать эту вот книгу, которую мы с вами сейчас листаем. Но если конкретно про память — кажется, в 21 веке новые технологии и здесь всё сделали за автора: «Поиск утраченного времени перекочевал в Сеть… все реалии прошлого, казалось, потерянные навсегда, — являлись по первому зову… Мы пребывали в безбрежном настоящем».
Это вовсе не означает «конца истории» — даже отдельно взятой долгой и в целом благополучной жизни во всех смыслах почтенной «авторки». Она пристально следит за миром, который успокаиваться точно не думает. Ах, и сегодня реальность полна тревог, она настырно стучится в промытые стёкла любого благополучия! Но неуёмный, бунтарский, вечно юный дух Анни Эрно, кажется, этому даже рад.
