Марсианская робинзониада Энди Вейера

Артём ЗУБОВ

Мир фантастических наград широк и почти безбрежен, но далеко не всеохватен. Нередки случаи, когда свежеопубликованный дебютный опус молодого таланта не добирается до шорт-листов престижных фестивалей и премий. Невнимание уважаемых жюри, однако, сполна искупается любовью многомиллионной аудитории читателей и топовыми позициями в рейтингах продаж и списках бестселлеров. Об одной из таких книг и пойдёт речь. Представляю вам дебютный роман американца Энди Вейера «Марсианин», вышедший в 2014 году.

 
Роман Вейера — наглядный пример того, как в современном мире высокоскоростного интернета и кажущейся тотальной вседоступности информации резко меняется статус собственно книги, прекрасно существующей на просторах информационной атмосферы в самых разнообразных формах и ничуть не теряющей от этого в привлекательности для читателей. Работа над романом началась еще в 2009 году и была завершена три года спустя. Даже не подумав связаться с книжными издателями, Вейер начинает выкладывать главы романа на своём личном сайте. По просьбе фанатов перевести роман в формат, удобный для чтения на электронных книгах, Вейер отдает текст магазину «Amazon», устанавливая минимальную возможную стоимость в $0.99. Невероятная популярность книги среди читателей заставила литературных агентов и издателей призадуматься. В результате, в 2013 году появляется вторая инкарнация романа в формате аудиокниги. И лишь в 2014 году «Марсианин» появился в версии печатной книги, сразу же возглавив список бестселлеров в ‘New York Times’. Успех романа повлиял и на скорый выход русскоязычного перевода, появившегося спустя всего несколько месяцев после публикации оригинала.

Энди Вейер — программист, задумавший переписать «Робинзона Крузо» в жанре «твердой» научной фантастики. На этот раз герой оказывается не на необитаемом острове, а на Марсе. Местного Робинзона зовут Марк Уотни, и он, как и его литературный предшественник, ни на секунду не поддаётся унынию. Буквально с первых страниц он начинает бурную деятельность: производит воду из радиоактивных веществ, синтезирует удобрение для выращивания картофеля, бороздит поверхность планеты на марсоходе, смотрит старые американские ситкомы, слушает диско и принимает ванны (на Марсе!). Уотни обаятелен и изобретателен, он мастер на все руки. Им нельзя не восхищаться!
Но это все эмоции… Теперь по делу.

По духу и стилю «Марсианин» близок «твёрдой» научной фантастике 1940—1950-х годов в её классическом понимании. Роман Вейера вызывает невольное восклицание: «Сейчас так уже не пишут!» Вот было время, когда творили гиганты жанра — Хайнлайн, Кларк или Азимов, а сейчас всё уже не то! Однако Вейер легко доказывает обратное. Корни «Марсианина», кажется, напрямую растут из снятого по сценарию Хайнлайна фильма «Место назначения — Луна» 1950 года, выполненного в предельно «реалистической» манере. Все творческие силы отданы на детализацию и проработку научной машинерии происходящего.

Что касается литературных качеств «Марсианина» и способов подачи интриги, то тут автор, не мудрствуя лукаво, черпает вдохновение прямиком из предыстории жанра — у «дедушки» научной фантастики Жюля Верна. В классических романах великого француза конфликты возникают не между персонажами (это, конечно, есть, но в рудиментарном виде), а вокруг научно-технической задачи. Крупная задача, организующая роман целиком (к примеру, как долететь до Луны), разделяется на задачи более мелкие, составляющие содержание отдельных глав. Роман Вейера построен таким же образом. На протяжении всего текста бравый «марсианин» борется за существование, решая на каждом шагу непростые технические задачи — то молоток сломается, то регенератор воздуха выйдет из строя, то ещё что-нибудь, и, конечно, под рукой никогда нет необходимых инструментов. Приходится работать с тем, что имеешь!

Ясно, что в таком контексте погружение в психологические бездны отчаяния «пленника Марса» попросту не уместно. Может сложится впечатление, что после фантастики «Новой волны» с её модернистскими и постмодернистскими экспериментами ТАК писать уже неприлично! Когда-то мастера пера, фантасты Джеймс Баллард, Томас Диш, Дэймон Найт, Сэмюель Дилэни и многие другие показали, что научная фантастика — это не только про «гаджеты», она также способна говорить о действительно непростых, интимных вещах, причём говорить о них с убедительностью «большой литературы». В романе «Цементный остров» Джеймса Балларада, одного из ярчайших представителей британской «Новой волны», также рассказывается история Робинзона Крузо в условно современном мире. Необитаемый остров в романе Балларда — изолированный клочок зелени в океане шумных магистралей, заполненных шоссе и ревущих автомобилей. Фантаст рисует перед читателем психоаналитическое полотно сюрреалистических образов, отражающих внутренне патологический мир героя. Сравнение «Цементного острова» с «Марсианином» прихотливо случайно и тем отчетливее показывает достоинства последнего. «Ландшафтный» психоанализ Вейера не интересует вовсе — стиль изложения романа на корню пресекает любые попытки увидеть в тексте вторые и третьи смыслы. Каждое слово обозначает только то, что оно обозначает. Не больше, но и не меньше. В этом-то и скрывается шарм и обаяние «Марсианина».

И в качестве эпилога.

Литература знает примеры «великих» зачинов. Всем известная первая фраза «Анны Карениной» Толстого про счастливые и несчастливые семьи. Так вот, Вейер вносит свой вклад и в эту копилку. Первые три абзаца кратки, лаконичны и, по-своему, талантливы:
«Я в глубокой заднице.
Таково мое твердое убеждение.
В заднице».