Кен Кизи — главный хиппи в американской литературе. Первые хипушники, с которыми мир познакомился около 1960 года, тихо доживают где-то там, на Гоа. Хиппи (по одной из версий толкования термина — «посвящённые») — несколько поколений людей, которые в 60-е отказались делать карьеру, заводить семью, одеваться, жить (да и помирать), «как люди», «как все». Они захотели быть свободными от мещанских обязательств, но вовсе не отринули идеалы. И главным идеалом их была любовь в самом широком смысле слова. Но не только: и уважение к человеку, каким бы он ни был мелким, нетипичным, «ненужным», «лузером».
Благодаря хиппи кодекс политкорректности (внимание к правам меньшинств) стал главной системой ценностей в западном обществе. То, что мы ходим в джинсах, а летом в футболках и шортах, и то, что аборигены встречали беженцев на немецких вокзалах плюшевыми игрушками, — это всё достижения их, хиппи. Их вклад до сих пор недооценён и даже не пересмотрен (господи, когда ж мы о Кизи заговорим!..)
Всё это — хмурая политика. Хотя куда ж без нее? 20 век имел две взаимоисключающие тенденции. С одной стороны, незадолго до его начала было провозглашено Ницше, что «бог умер», человек освободился от гувернёра под названием «бог», с другой — этот же человек оказался не гениальным творцом, как грезили поздние романтики, а человеком заурядным, «маленьким» и довольно мелконьким в массе своей. Совершив кучу социальных пертурбаций и пролив моря крови, «человек массы» почти успокоился в сытых объятиях «общества потребления». И вот как реабилитация этого самого человека (что, типа, он всё же остается творцом и ценностью, не задвигайте его в ряды послушного полусытого быдла!) явились они, хиппи, в рабочей джинсе и пёстрых футболках во вкусе тогдашних мексиканских «гастарбайтеров», все больше ребята из состоятельных интеллигентных семей.
Нынешний мир во многом создан «крестоносцами моды» — хиппи. Но дело не только в моде, спич ведь идет о смыслах и ценностях. И здесь, наконец, мы берём с полки две главные книжки Кена Кизи.
Как и большинство текстов хиппи, роман Кизи 1962 г. «Над кукушкиным гнездом» родился из реального жизненного опыта автора. Место действия — психбольница. В похожей Кизи поработал ассистентом, ведя беседы с больными и исследуя (в том числе щедро и на себе) влияние модных тогда психоделиков. Время действия — предположительно все-таки начало 50-х, самый разгар маккартизма с его культом «традиционных» духовных ценностей американского общества. Личность безжалостно обстругивают под нужды «общества». Короче, сплошные «скрепы» и тормоза. Ну, это прямо так Кизи не формулируется. Зато ясно, почему главный рассказчик в романе — индеец-полукровка Бромден, пациент дурки, двадцать лет прикидывающийся глухонемым. А зачем говорить, когда тебя все равно никто не слушает и все держат за дикаря? В его воспоминаниях возникает тема становления американской системы, которую он называет Комбинатом, — системы, которая расчищала дорогу себе безжалостным ограблением его соплеменников.
Другой (главный) герой романа — рыжий рослый ирландец Рэндл Патрик Макмерфи. Шулер и лесоруб, вояка и гуляка, «черт такой», он почти единственный сидит здесь по принуждению, ибо мотает срок. Остальные лишь прячутся от проблем реальной жизни. Он ещё та штучка, этот Рэнди! Всех раскочегарил в сонном отделении, устроил рыбалку в шторм, а потом вечеринку с участием «девочек». Он не просто настаивает на праве быть собой (и учит этому других «острых»), он не забывает и свой карман.
Собственно, именно в этом: в его корысти, интриганстве и низости — пытается убедить пациентов старшая сестра мисс Гнусен. Она заправляет здесь всем. Эта беспощадная, как гильотина, старая дева со словно приклеенной пластмассовой улыбкой унижает пациентов, заставляя доносить друг на друга, безжалостно топча их честь, совесть и стыд. Она верный и успешный проводник политики Комбината.
Макмерфи в полной власти мисс Гнусен: в её праве и силах сделать его, совершенно здорового человека, чисто «овощем» при помощи соответствующих методов «лечения». Но она не торопится. Ей важно одержать победу моральную… Получится ли?
Роман трагический и оптимистический одновременно. А также весёлый и страшный. А также мудрый и в чём-то наивный. В сухом остатке он светлый. В смысле: дающий свет в конце тоннеля.
Немало!.. «То, с чем он дрался, нельзя победить раз и навсегда. Ты можешь только побеждать раз за разом, пока держат ноги, а потом твое место займёт кто-то другой». Готовы ли многие разделить этот героический (и трагический) оптимизм Кена Кизи? В фильме Милоша Формана 1975 г., снятого вроде бы по роману Кизи, мы не найдём ни его глубины, ни его многозначности. Форман «лабает» все же для масс, посему и решает основной конфликт не в стиле трагического гротеска (как у Кизи), а в жанре комедии. Писатель, мало того, что подал на Формана в суд, никогда так и не смотрел фильма — едва ли не самого успешного в Голливуде!..
Есть в романе сцена неудавшегося побега «острых» из психбольницы. Побег, так сказать, в полной мере удался ровно через 32 года в романе Кизи «Песня моряка» (1992 г.).
Книга эта — про совершеннейшую свободу, которую обретают ее герои на краю цивилизованного мира, на Аляске, в захудалом городишке Квинаке. Жизнь здесь суровая и крайне своеобразная: мужики ходят в меховых сапогах, зато девушки-алеутки, не стесняясь, раскатывают на мотоциклах нагишом; здесь действуют русская православная церковь во главе с 94-летним «батюшкой» Прибыловым и развесёлые шалманы в духе «Дикого Запада». Собственно, Кен Кизи возвращает читателя ко временам фронтира, этого самого Дикого Запада, где о персонажах невозможно точно сказать, бандиты они или герои. Верней всего назвать их первопроходцами, но с поправкой на почти 21 век: драки и вредные привычки здесь запросто, свобода нравов тоже, но прямой уголовщиной почти не пахнет. В массе своей местные жители, наоборот, очень добрые и благородные — все эти герои Кизи: и морской волк, всеми ветрами продубленный Айк Соллес, и его подручный полуазиат-полувикинг (но косящий под француза с ростоманскими замашками) механик Эмиль Грир, и свирепая Алиса — дочь алеутки и русского моряка-пьяницы Алексея Левертова, и её муж — англичанин Майкл Кармоди, повеса и любитель приключений, а также её сын Николай Левертов, который сыграет здесь роль «злодея».
Интернациональная лихая компания отрывается, как может. Не мудрено, что из Голливуда сюда приедут киношники снимать очередной вестерн: натура-то подлинная. Однако мир вовсе не так уж отрешённо визуален и в конце 20 века: в права вступит морская стихия. Последние сто страниц — описание борьбы со страшенным, невиданным ураганом, в который попадут главные герои повествования. В сущности, это фирменная, почти непременная для американского автора сцена противоборства героя со стихией, со времен Мелвилла.
«Песня моряка» — не роман, как это понимает большинство читателей. Здесь нет сквозного сюжета (да ещё хорошо б, чтобы полудетективного или любовного). Здесь каждый персонаж — сюжет сам по себе, а точнее — экзотическая судьба и «фактура». Это и впрямь, скорее, не роман, а «песня» — то есть лирика: чистый восторг перед силой духа человеческого и гимн во славу его свободы. Вот почему и отношение у читателя порой такое противоречивое. «Немножко нудная, но захватывающая вещь», — сказала одна читательница. Ну да, «немножко нудная» — но такова жизнь героев: море — суша; промысел — пьянка — гулянка — промысел. Но да, и «захватывающая» — потому что сделано рукой замечательного художника и полно необычайной симпатии его к своим героям. И ею, даже против воли, заразится читатель.
Такая северная романтика была в моде и у нас в 60-е годы. Правда, в отличие от наших героев персонажи Кизи не строят новое общество и не рвутся заниматься самосовершенствованием, и автор не цензурирует реал в угоду убого понимаемой благопристойности. Они вполне самодостаточны и счастливы, его герои, — и в этом их сила, их обаяние.
Конечно, городишко Квинак со свалкой, на которой живут дикие свиньи и тлеет перманентный пожар, — «дыра». Но Кизи убедительно показывает: дыр и в современном мире нет. Дырой может стать лишь сам человек, внутри себя, даже если будет обитать в одной из мировых столиц. Героев «Песни моряка» уж никак не назовешь «прорехой на человечестве». Просто все дело в характере. Характер местности — под стать характерам персонажей этой увлекательной и очень доброй книги главного литературного хиппи Америки. Что ж, «Дружить с теми, кто не вызывает доверия, и любить тех, к кому мы чувствуем презрение, не может быть названо иначе, как безумием и безрассудством».
Ведь не поспоришь!..
