Перефразируя роман, так и тянет сказать: «Каждая новая экранизация “Анны Карениной” несчастлива по-своему». Но не думайте, я вовсе не собираюсь ругать версию Карена Шахназарова, только что так причудливо отдымившую-отстрелявшую на наших ТВ-экранах. Все сложней.
Почему этот роман до сих пор популярен, хотя социальный обиход (а значит, и суть трагедии Анны) разительно изменился? Какое сегодня нам дело до этой «жертвы великосветского болота» (выражение И. Тургенева)?
Дело, конечно, не в великосветском болоте, а в тайне, в загадочности образа героини. Это как бы «женщина на все времена», почему и каждое поколение, и всяк художник открывают в ней нечто своё. И какая же она разная, эта «вечная женственность»! Анна Греты Гарбо — взрослая, ответственная, нравственно гораздо более зрелая и сильная, чем её окружение (фильм 1935 г., реж. К. Браун). Анна Вивьен Ли (1948 г.. реж. Ж. Дювивье) — воплощенная женственная слабость и трепетность. Анна-бунтарка Татьяны Самойловой (1967 г., реж. А. Зархи) — и Анна-страдалица Татьяны Друбич (2009 г., реж. С. Соловьев). А есть ещё очаровательно лёгкая Анна-почти хиппи Софи Марсо (1997 г., реж. Б. Роуз) и местами вполне озорная Анна-почти панк Киры Найтли (2012 г., реж. Дж. Райт)… Есть даже Анна-бабушка в исполнении Аллы Тарасовой (фильм-спектакль 1953 г., реж. В. Немирович-Данченко), на которую без слез не взглянешь, но которую порой без слез невозможно и слушать…
Елизавета Боярская и режиссёр Карен Шахназаров предлагают свою трактовку образа. Ключом к нему, уверен, стала фраза о том, что в глазах Анны после смерти застыло выражение торжества. Боярской уже все блогеры попеняли на её «бас». И в самом деле, её Анна в первых сериях — коня на скаку… и любую избу зажжёт. Она настолько самодостаточна и где-то самодовольна, что трудно представить её трагический финал. Да такая — кого хошь сама… Но Анна-паровоз Елизаветы Боярской во второй половине сериала приметно меняется. Её сила обрушивается на неё самое — эту Анну погубит страсть. Не только любовь как страсть, а сама её страстная натура, которая не знает пути к компромиссу и восторжествовать готова даже ценой собственной жизни. Таким видится мне рисунок роли, с которым Боярская преотлично справляется.
Вообще говоря, к версии Карена Шахназарова нужно привыкнуть. Всё в зрителе восстаёт сперва и против беспородного фестончика — Вронского (М. Матвеев), и против Каренина (В. Кищенко — впрочем, этот-то убеждает сразу!). Возмущает режиссёрская придумка совместить Толстого с Вересаевым и обрамить историю Анны эпизодами русско-японской войны 1904—1905 гг. Ну не может записной ТВ-пропагандист режиссёр без геополитики в наши дни, без «кольца врагов» и запахана госпиталя-казармы даже и в будуаре!..
Потом втягиваешься и понимаешь: да, здесь не реконструируют великосветскую жизнь со всем её блеском и лоском, здесь пытаются сделать героев Л. Толстого максимально понятными (близкими) современному молодому зрителю, который меньше всего хотел бы видеть на экране музей. Да и военные сцены сообщают камерной вроде бы истории адюльтера некую тревожную историческую перспективу.
Шахназаров обходится без линии Левина — а значит, и почти без всей той общественной смуты в пореформенной России, где «всё переворотилось и только наново укладывается». Но, перенеся часть действия в 1904 год, продлив судьбы некоторых героев в XX век, режиссёр помещает их в более широкий и трагический контекст; в сущности, делает где-то и безысходными. Сломавшийся мир в семье ведёт к потрясениям отнюдь не только в личной жизни…
Прав критик Лев Аннинский: «Экранизируют Толстого. А реализуют — себя». Карен Шахназаров дерзко перелопачивает классический текст, и это принять непросто. Зато есть у него и бесспорные удачи. Удача, прежде всего, — темпоритм сериала. Даже не принявшие его отмечают: а смотреть-то не скучно! Трагический накал к концу сериала лишь нарастает — нарастает настолько, что это позволяет режиссёру обойтись практически без сцены гибели Анны. Под колёсами поезда мы её не увидим. Довольно чёрных коней и чёрной кареты, несущих её в никуда. Анна как бы растворяется в будущем, которого никогда не узнает: в дыму и огне, в сумятице первой для России в XX веке войны.
Назвать новую ТВ-версию «Анны Карениной» абсолютной удачей, наверное, не получится. Но настроение зрителю она портит — в смысле: настроение тревоги, а порой и безысходности, создаёт.
Царапает она сознание, а значит, и остаётся в нём. И это уже немало!
