Имя австрийского писателя Александра Лернет-Холения (1897—1976) мало известно русскому читателю. Во всяком случае, много меньше, чем его друга Лео Перуца. И только недавно вышли переводы повести «Барон Багге» и романа «Пилат». Совсем немного, принимая во внимание весьма обширную литературную продукцию Лернет-Холения, охватывающую драмы, романы, повести, рассказы и поэзию.
Но речь пойдёт всего об одном небольшом рассказе «Господин Парижа». Именно в этом сочинении, как мне кажется, сконцентрированы все основные темы писателя. В «Бароне Багге» повествователь завершает свой рассказ о событиях, которые оказываются сном упавшего с коня всадника: «В глубине моей души сон всë еще есть реальность, и реальность — не более чем сон». Оригинального здесь особенно ничего нет. В плане литературном и философском этот жанр сна, в котором открывается подлинная реальность, идёт от Платона.
Сократ рассказывает: «Я передам тебе не Алкиноево повествование, а рассказ одного отважного человека, Эра, сына Армения, родом из Памфилии. Как-то он был убит на войне; когда через десять дней стали подбирать тела уже разложившихся мертвецов, его нашли еще целым, привезли домой, и когда на двенадцатый день приступили к погребению, то, лежа уже на костре, он вдруг ожил, а оживши, рассказал, что он там видел» (Государство Х 614 b). По сходной схеме строится и рассказ барона Багге, который также был убит, но затем ожил.
Эти две реальности связываются сном — ведь только там возможен переход от одной реальности к другой. Эр рассказывает о том, что он видел, но его рассказ касается объективной структуры бытия, а видения барона — глубинной реальности его души, которая полностью заместила для его видимую реальность, в которой он внешне продолжает пребывать. Видимая реальность потеряла для него плотность, стала сном, не имеющим никакого смысла.
В «Господине Парижа» нет снов, зато есть пророчество, которое, накладываясь на историческую реальность, делает её страшным сном. Рассказ предваряется коротким, но весьма многозначительным вступлением: «Господин Парижа — “Monsieur de Paris” — палач. Во всяком случае, в прошлом, в иные периоды. Конечно, можно было бы сказать, что король был Господином Парижа, не только потому, что он там проживал, но потому, что, как и все его предки, был владельцем графства под тем же названием; или, вслед за королем, — Национальное Собрание, под влиянием Камиля Демулена; и, после казни короля, — Дантон, во главе Национальной Конституционной Ассамблеи; или, после того, как Дантон и Демулен были казнены, — Робеспьер, Дюма и Сен-Жюст; и после того, как они были обезглавлены, снова другие, которые в свою очередь взошли на эшафот. Но никто из них не был в самом деле Господином Парижа. В действительности только палач царствовал во время Великой Революции. Господином Парижа была Смерть».
Эти слова вполне можно отнести к любой революции — в любое время и в любом месте. Итак, рассказ начинается с пророчества, произнесённым в 1788 году на обеде, на котором собрались аристократы и литературные знаменитости, Казотом, автором романа «Влюбленный дьявол». Все они с энтузиазмом говорят о скором наступлении царства разума, которое должно прийти с революцией. В этой легкомысленной беседе не принимает участие только Казот. Лишь однажды он «включается» в разговор, пророчествуя: не царство разума принесёт революция, но царство террора, жертвами которого станут все присутствующие, в том числе и он сам. Беда не коснётся лишь двух молодых людей — графа Бракебурга и девушки, рядом с ним стоящей и не вмешивающейся в оживлённую беседу.
Пророчество Казота вскоре начинает сбываться, но весьма парадоксальным образом. Девушка оказывается сообщницей революционеров, попадает в руки королевских жандармов и должна быть казнена, но в самый последний момент её друзья-революционеры подкупают палача, представившись слугами графа Бракебурга. Палач приходит в дом Бракебурга, но вместо хозяина обнаруживает там Казота, которого принимает за графа и просит у него обещанное вознаграждение. Казот не понимает, в чём дело, и приказывает слугам прогнать этого странного посетителя, который вскоре станет Господином Парижа…
Казот в недоумении, что его пророчество оказалось ложным в отношении девушки, ведь он не знал, что она не умерла не эшафоте, а была подменена в самый последний момент мертвой женщиной. За этой подменой следует другая, но уже в годы якобинского террора, когда граф Бракебург и Казот в ожидании смерти встречаются в знаменитой тюрьме Консьержери. Казота приказано освободить, а казнить лишь графа. Но приговор исполняет тот самый палач, некогда явившийся за вознаграждением к Казоту. Принимая его за Бракебурга, он освобождает настоящего графа. Казот отправляется на эшафот, принимая роковую ошибку как волю судьбы. Перед смертью, однако, он узнает от графа, что все пророчества Казота сбылись. «Как же могло быть иначе! Мой дар происходит от Бога» — с чувством удовлетворения произносит Казот.
Итак, Казот отказывается прояснить это недоразумение и предпочитает смерть, ведь она подтверждает его ясновидческий дар. Но как раз в этом самом пункте у читателя и возникает сомнение: а в самом ли деле эти пророчества могли бы исполниться, как, впрочем, и вся эта революция Смерти, если бы не эта странная убеждённость ослепленных идеей — не важно какой — людей, будто будущее можно предугадать? Здесь смыкаются барон Багге и ясновидец Казот. Сон одного, как и ясновидение другого, подменяет реальность, из которой они навсегда выходят. Граф Бракебург понимает бесполезность спора с Казотом, выходит из тюрьмы, выходит из этого кошмарного сна, который есть История, и бежит из Франции вместе с той самой девушкой, которой, как и ему, было предсказано Казотом остаться в живых.
