Анну Козлову, дочку и внучку писателей, можно назвать анфан терриблем нашей довольно вяло текущей сейчас словесности. Её героини — сплошь гламурно-маргинальные девушки с тем ещё счётцем к жизни. Эти опусы легче лёгкого подверстать под жанр иронического нуара с элементами хоррора. В своих вещах Козлова постоянна, если не сказать повторяема, точно маятник, но зато и мир создала исключительно свой, пугливо читателем узнаваемый, но нелюбимый и уж точно нелюбящий. Однако претензии к жизни и нелюбовь к ней же, к жизни, Анна Козлова облекает в блестящую форму, и глаз её — глаз точного, без снисхождения, диагноста. Достаточно вспомнить, что в повести «Открытие удочки» она предрекла увлечённость некоторых девушек идеями мусульманских экстремистов, и это тогда, когда огромному большинству наши Нюры и Фёклы под знаменем джихада казались пустой фантазией обнаглевшего автора. Так что стоит прислушаться и на этот раз…
А на этот раз А. Козлова получила демонстративно дружный «Нацбест» 2017 г. за роман «F-20» (М.: РИПОЛ классик, 2017). Хотя, казалось бы, что уж такого в этом тексте особенного? История маргинальной семьи, половина которой на учёте в психдиспансере или остро в этом нуждается. Сестра рассказчицы Анютик там отмечается регулярно, это у неё диагноз «F-20» (шизофрения), сама рассказчица с интересом разделяет с Анютиком выписанные таблетки. А также режет на своих ступнях бритвой немецкие слова «судьба», «усталый» и т. п. — этакие кровоточащие заметки на полях своей жизни.
Жизнь у рассказчицы и впрямь невесёлая. Ушедший из семьи и однажды забредший на огонёк «муж и отец» учит четырёх женщин в этой квартире как мыть посуду. Бытовой хаос дополняется хаосом любовно-эротическим. Едва ли не лучшие страницы романа — о том, как рассказчица потеряла девственность в объятиях случайного дачного знакомца. Здесь реализм Козловой особенно как-то весом и убедителен, чего не скажешь о второй любовной истории — рассказе о страстном чувстве, связавшем героиню с поляком Мареком. Впрочем, и тут Козлова в своём репертуаре, даря читателю вполне, можно сказать, находку. Отношения она описывает отстранённо, деловито и жёстко, без «няшечек», но кончается всё трагедией, тяжесть которой приходит к героине настойчиво, однако и постепенно, как сквозь невнятную подушку транквилизаторов.
Конечно, лишь ленивый о чокнутых не писал — это ведь такой простор даёт для авторского произвола! Конечно, лишь ленивый не уподоблял мир сумасшедших миру якобы «нормальных» людей и не показывал, как зыбка и условна граница меж ними. Новое или хотя бы свежее «от Анны Козловой» здесь не в теме и не в идее, а в тоне. Это тон холодного наблюдателя, который, тем не менее, во всём участвует, и накал чувств в нём, в наблюдателе, даже присутствует, но ни на секунду его не отпускает «башка», а точнее, абсолютно точная трезвость взгляда. Козлова не только диагност в душе, но и сознательный патологоанатом, для которого жизнь эта наша «всехняя» где-то уже закончилась, а если ещё и теплится, то явно по недосмотру. Отсюда и эти садистические вивисекторские закосы «в немецкий язык»…
Главное, что отличает стиль Козловой, что позволяет ей сохранять балетно прямую спину ,— злость или, может быть, раздражение. Раздражение на тотальную фальшь и ложь, которой пропитана наша жизнь, на её фейковость, со всех сторон наползающую и становящуюся условием спокойного существования всякого обывателя.
Цитата: «Как только я слышу про человеческие отношения, долг, семью, бескорыстие, я сразу понимаю, что человек и секунды в себе не копался и ему так страшно, что он все что угодно сделает, лишь бы перенести внимание с себя на тебя. Как будто ты лично ответственна за галиматью, заваренную у него в башке обществом».
В этом смысле можно сказать, что «F-20» — роман-диагноз нашему обществу, протекающему моменту жизни. Протекает-то он пёстро, с дразнящею наглецой. А вот сантехника, хирурга или психиатра вызывать — решайте сами.
