5 августа 2019 года исполняется 175 лет со дня рождения Ильи Ефимовича Репина, великого художника, создателя русского реализма в живописи, действительного члена Императорской Академии художеств, взрастившего ярких национальных живописцев и оставившего нам беллетризованные воспоминания. Они стали частью электронной коллекции Президентской библиотеки «И. Е. Репин (1844—1930)», подготовленной к юбилею художника.
Коллекция включает цифровые копии книг, архивных документов, статей из периодических изданий, посвящённых жизни и деятельности художника, репродукции его картин и состоит из нескольких разделов. В разделе «Жизнь и деятельность художника» представлена биография, воспоминания самого мастера, его переписка и изображения в живописи и фотографии. Раздел «Творчество» включает в себя отдельные картины Репина и написанные им портреты, а также издания с иллюстрациями и репродукциями картин Ильи Ефимовича. Последняя часть коллекции, «Память о художнике», даёт развёрнутое представление о том, насколько этот автор любим и почитаем народом.
Появился на свет будущий художник в 1844 году в городке Чугуеве Харьковской губернии в семье «билетного солдата». «Я родился военным поселянином украинского военного поселения. Это звание очень презренное. Ниже поселян считались разве ещё крепостные», — напишет Репин позже в своих знаменитых мемуарах «Далёкое близкое» (1944), изданных под редакцией и со вступительной статьей Корнея Ивановича Чуковского. Глубокое постижение последним творчества и личности художника, а также две фундаментальные биографии «Репин» (1933) И. Грабаря и «И.Е. Репин» Н. Машковцева убедительно показывают, насколько яркой и талантливой была личность живописца и, соответственно, необычной его долгая плодотворная жизнь.
«Репин — явление поистине огромное, — пишет И. Грабарь. — Образ Репина являет необычайно пёструю картину противоречивых, взаимоисключающих переживаний, ощущений, мыслей и утверждений, приводивших в недоумение, временами в отчаяние его многочисленных биографов… Ни к кому это не применимо в такой степени, как к Репину — человеку только интуитивных импульсов, наделённому от природы бесконечной, редчайшей личной обаятельностью». Это свойство натуры не раз выручало его в сложных жизненных обстоятельствах.
В 19 лет скромный «маляр» реставрационной мастерской решил отправиться в Петербург и поступить в Академию художеств. Здесь он сначала поступил в рисовальную школу Общества поощрения художников, а в 1864 году был принят в академию.
Первые годы учения были для Репина мучительными. Он испытывал крайнюю нужду и впоследствии так вспоминал об этом времени в издании «Далёкое близкое»: «Чтобы не погибнуть от голода, я бросался на всякую работу — красил на домах железные крыши, красил экипажи и даже железные ведра». Подумывал даже о том, чтобы поступить натурщиком в академию. «Кто-то из его новых знакомых надоумил обратиться к известному меценату и коллекционеру русской живописи Ф.И. Прянишникову, — пишет Машковцев. — Тот охотно дал нужные деньги, и Репин начал усердно посещать Академию».
Овладевая основами художественного мастерства, Репин развивался прежде всего под влиянием таких могучих авторитетов в искусстве, как Стасов и Крамской; последний всячески уводил своего ученика как можно дальше от подражания холодному классицизму Брюллова.
Талант Ильи Репина берёт своё, его живописные и графические работы приходят посмотреть даже преподаватели. В коллекции представлен архивный документ, содержащий информацию о картине «Иов и его друзья»: произведение молодого художника получило малую золотую медаль на выставке Академии художеств. В 1871 году Репин окончил Академию художеств с большой золотой медалью, полученной за программное полотно на заданную тему «Воскрешение дочери Иаира». Это давало право на поездку на целых три года в Париж! Монпарнас, Лидо, общение с Эдуардом Мане, которого Репин выделял из среды импрессионистов. Однако он, похоже, не в восторге от современного искусства. «Учиться нам здесь нечему… у них принцип другой, другая задача, миросозерцание другое», — замечает он в письме Стасову. И пишет в своей манере этюды парижского предместья, портреты (в частности, писателя Тургенева), реализует сложный замысел большого полотна «Парижское кафе».
Импрессионизм, завоёвывающий артистическое пространство, поначалу воспринимается с большим сомнением. «Символизм, аллегория, искание самой невероятной и невозможной оригинальности у последних исключает уже всякую реальность, всякую штудию, — возмущается живописец в мемуарах «Далёкое близкое» в главе, посвящённой Крамскому. — Знание у символистов не обязательно, обязательно только знание символической кабалистики да мистическое настроение: художник — жрец, искусство — храм его, картина — iероглиф…» Но проходит время, как пишет И. Грабарь, и вот уже об импрессионистах он «горячо и часто спорит с Тургеневым и с торжеством сообщает Стасову: „Иван Сергеевич теперь уже начинает верить в импрессионистов, это, конечно, влияние Золя…“».
Очень примечателен диалог между Крамским и Репиным, сохранившийся в их переписке. В 1874 году Крамской пишет своему другу, находящемуся в Париже: «Нам непременно нужно двинуться к свету, к краскам и воздуху, но… как сделать, чтоб не растерять по дороге драгоценнейшее качество художника — сердце?» Репин отвечает ему: «Вы говорите, что нам надо двинуться к свету, к краскам. Нет. И здесь наша задача — содержание. Лицо, душа человека, драма жизни, впечатления природы, её жизнь и смысл, дух истории — вот наши темы, как мне кажется; краски у нас — орудие…»
Раньше времени Репин возвращается домой, в Россию, ведь ещё со студенческой поры им задумано полотно «Бурлаки на Волге», и на большой срок работа над ним поглощает художника без остатка. Это был выстраданный шедевр: пять лет подготовки, сотни эскизов… Картина принесла художнику европейскую известность. А ему не исполнилось ещё и 30… Оценивая это полотно, В.В. Стасов пишет: «…Не для того, чтобы разжалобить и вырвать гражданские вздохи, писал свою картину г. Репин: его поразили виденные типы и характеры, в нём жива была потребность нарисовать далёкую, безвестную русскую жизнь, и он сделал из своей картины такую сцену, для которой ровню сыщешь разве только в глубочайших созданиях Гоголя».
И.Е. Репин был тесно связан с Товариществом передвижных художественных выставок и с художниками, создавшими это объединение. Он начал выставляться в товариществе с 1874 года и уже в 1878-м был избран членом сообщества.
Расцвет творчества Репина пришёлся на 1880-е годы. Он создал впечатляющую галерею портретов, работал как исторический художник, проявил себя мастером бытовых сцен. В коллекции представлены портреты современников великого живописца, в частности В.М. Бехтерева, А.К. Глазунова, В.Г. Короленко, И.Н. Крамского, Д.И. Менделеева, Николая II и других значительных личностей.
Появление каждого из портретов — событие. Стасов увидел портрет Льва Толстого, а после картину «Пахарь Л.Н. Толстой на пашне» — и срочно пишет Третьякову, чтобы поделиться своим восторгом: «А как наш Репин идёт вперёд — просто гигантскими шагами! Вы ужо увидите, что такое его портрет Льва Толстого и прелестная картинка „Лев Толстой пашет“. Это — крупнейший исторический памятник, но вместе — один из изумительных „жанров“ всей русской школы».
Сам Толстой тоже был доволен написанным в три сеанса портретом и писал Н.Н. Ге в октябре 1887 года: «Был Репин, написал хороший портрет. Я его ещё больше полюбил. Живой растущий человек…» Обе последние цитаты приводит И. Грабарь в своей работе «Репин».
С неожиданной стороны открывает читателям Репина Корней Чуковский, написавший вступительную статью к мемуарам художника «Далёкое близкое»: «Когда на склоне лет замечательный деятель начинает писать свою мемуарную книгу, естественно, что он больше всего будет вспоминать о себе и о своём жизненном подвиге, который стал славой страны. Но когда Репин больше полувека назад начал писать свою мемуарную книгу, он, забывая себя, долго вспоминал лишь о других. <…> „Вот энергия! — писал Репин о юном Васильеве, вспоминая его ночную работу над каким-то пейзажем. — Да, вот настоящий талант!“ „Гений“, „гениальный мальчик“, „феноменальный юноша“, — повторял он о Васильеве в этой статье. С таким же энтузиазмом он писал о Куинджи, о Ге».
«Но, конечно, восторги Репина выражались не в одних дифирамбах, — продолжает Чуковский. — Вот повесть о Крамском — бойце и учителе, который сделался из волостных писарей первоклассным мастером живописи, поднял бунт против Академии художеств и вывел родное искусство на демократический путь. Так же беллетристичны те главы, где появляется Фёдор Васильев. Вы видите его лицо, его походку, вы слышите его задорный юношеский смех, он движется и живёт перед вами, обаятельный своей пушкински светлой талантливостью. Вся противоречивая сложность Васильева показана здесь в живой динамике речей и поступков. Если бы Репин ничего не писал, кроме этих страниц о Крамском и Васильеве, мы и тогда знали бы, что у него подлинный талант беллетриста… И всякого из своих героев Репин, как природный беллетрист, характеризует стилем его речи».
«У Репина-писателя, — резюмирует Чуковский, — та же центральная тема, что у Репина-художника, — Россия».
